Лев шестов ударение в фамилии

Словари

Шесто́в Лев (настоящие имя и фамилия Лев Исаакович Шварцман) (1866-1938), философ и писатель. Родился в России, с 1895 жил преимущественно за границей (в Швейцарии и Франции). В своей философии, насыщенной парадоксами и афоризмами, Шестов восстал против диктата разума (общезначимых истин) и гнёта общеобязательных нравственных норм над суверенной личностью. Традиционной философии он противопоставил «философию трагедии» (в центре которой — абсурдность человеческого существования), а философскому умозрению — даруемое Богом откровение. Шестов предвосхитил основные идеи экзистенциализма. Основные сочинения: «Апофеоз беспочвенности» (1905), «Умозрение и откровение» (опубл. в 1964).

ШЕСТОВ Лев — ШЕ́СТОВ Лев (наст. имя и фам. Лев Исаакович Шварцман) (1866-1938), российский философ и писатель. С 1895 преимущественно жил за границей (в Швейцарии и Франции). В своей философии, насыщенной пародоксами и афоризмами, Шестов восставал против диктата разума (общезначимых истин) и гнета общеобязательных нравственных норм над суверенной личностью. Традиционной философии он противопоставил «философию трагедии» (в центре которой — абсурдность человеческого существования), а философскому умозрению — откровение, которое даруется всемогущим Богом. Шестов предвосхитил основные идеи экзистенциализма (см. ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ). Основные сочинения: «Апофеоз беспочвенности» (1905), «Умозрение и откровение» (опубликовано в 1964).

ШЕСТОВ Лев (наст. имя и фам. Лев Исаакович Шварцман) (1866-1938) — российский философ и писатель. С 1895 преимущественно жил за границей (в Швейцарии и Франции). В своей философии, насыщенной пародоксами и афоризмами, Шестов восставал против диктата разума (общезначимых истин) и гнета общеобязательных нравственных норм над суверенной личностью. Традиционной философии он противопоставил «философию трагедии» (в центре которой — абсурдность человеческого существования), а философскому умозрению — откровение, которое даруется всемогущим Богом. Шестов предвосхитил основные идеи экзистенциализма. Основные сочинения: «Апофеоз беспочвенности» (1905), «Умозрение и откровение» (опубликовано в 1964).

ШЕСТОВ Лев (1866-1938), русский философ, литературовед. Настоящее имя — Лев Исаакович Шварцман. Родился в Киеве в семье коммерсанта 31 января 1866. В 1884 поступил на математический факультет Московского университета, через год перешел на юридический факультет. Был исключен из университета за участие в политических выступлениях студентов. Завершил образование на юридическом факультете Киевского университета (1889). В дальнейшем Шестов ушел мир литературной критики и философской эссеистики, и выбор этот оказался окончательным. Он участвовал в Религиозно-философских собраниях в Петербурге, поддерживал отношения с ведущими представителями российского религиозно-философского движения начала века — с Д.С.Мережковским, С.Н.Булгаковым, В.В.Розановым, М.О.Гершензоном, Вяч.Ивановым и др. Особенно близкие отношения связывали его с Н.А.Бердяевым. В 1898 выходит первая книга Шестова — Шекспир и его критик Брандес. Важной вехой в творческой биографии Шестова стали его книги Добро и зло в учении гр. Толстого и Фр.Ницше (1900), Достоевский и Ницше: Философия трагедии (1903) и Апофеоз беспочвенности (1905). Октябрьский переворот Шестов не принял категорически и охарактеризовал власть большевиков как «деспотическую» и «реакционную». В 1919 он эмигрировал из России: в 1920 обосновывается в Женеве, с 1921 и до конца жизни — во Франции. Период эмиграции стал наиболее продуктивным в творчестве Шестова. В эти годы вышли его работы: Власть ключей (1923), На весах Иова (1929). После смерти Шестова были опубликованы: Афины и Иерусалим (1938), Киркегард и экзистенциальная философия (1939), Умозрение и откровение (1964), Sola fide — Только верою (1966). Шестов был активным участником европейского философского процесса 1920-1930-х годов: дружеские отношения связывали его с Э.Гуссерлем, А.Мальро, Л. Леви-Брюлем, А.Жидом, М.Бубером, К.Бартом, Т.Манном и др. А.Камю в своей книге Миф о Сизифе (1942), характеризуя экзистенциальный тип философствования, обращается к творчеству Шестова. Уже в первой большой работе Шестова — Шекспир и его критик Брандес (1898) — основные темы его творчества намечены вполне определенно: судьба человека в равнодушном и беспощадном мире; наука и «научное» мировоззрение, по существу благословляющие безысходность человеческого существования, лишающие жизнь даже ее трагического смысла. Уже в этой работе Шестов обнаруживает своего главного противника — философский рационализм, который, по его убеждению, всей силой разума санкционирует необходимость и закономерность «объективных обстоятельств», унижающих и уничтожающих человека, и в то же время требует от него оптимизма в осознании «разумной необходимости» (Спиноза, Гегель, Маркс). Критика разума вообще и философского умозрения составляют содержание творчества Шестова. В этой борьбе он искал и находил «союзников» (Ницше, Достоевский) и даже «двойников» (Кьеркегор). Даже учение своего близкого друга Н.А.Бердяева об иррациональной, «несотворенной» свободе представлялось Шестову излишне умозрительным. Критикуя любые попытки умозрительного отношения к Богу (философские и богословские в равной мере), Шестов противопоставлял им исключительно индивидуальный, жизненный (экзистенциальный) путь веры. Экзистенциальная философия, утверждал Шестов, начинается с трагедии, она исходит из предположения, что «неизвестное ничего общего с известным иметь не может, что даже известное не так уж известно, как это принято думать, и что, следовательно, все предположения. были только обманчивыми иллюзиями». Шестов предлагает забыть о том привычном образе мира, который навязан человеку наукой, рационалистической философией и здравым смыслом. В мире экзистенциальной философии будущее совершенно неизвестно: «Всякое подлинное творение есть творение из ничего. Творчество есть непрерывный переход от одной неудачи к другой. Общее состояние творящего — неопределенность, неизвестность». Истина, которой владеет философ в настоящий момент, имеет значение («чего нибудь да стоит»), только если он признает, «что она безусловно не может быть ни для кого обязательной». Шестов отрицал «оправданность» любого универсализма в истории и был готов ниспровергать идею прогресса под любым обличьем: гегелевского панлогизма, «становления абсолютного всеединства» Вл.С.Соловьева или «творчества богочеловечности» Бердяева. Историческое познание в научно-рационалистическом смысле вообще невозможно. История — «простое повествование». Отношение к прошлому всегда должно носить личный характер. Открыть истину в истории может «только тот, кто ее ищет для себя, а не для других, кто дал торжественный обет не превращать свои видения в общеобязательные суждения». Идея веры-свободы в творчестве Шестова оказывается единственно возможным положительным ответом на вопрос о смысле исторического существования человека. Нельзя метафизически доказать, что «бывшее станет небывшим» и волею Абсурда «железная» логика исторического и природного процессов может быть отменена, но в это можно поверить. «Для Бога нет ничего невозможного — это самая заветная, самая глубокая, единственная, я готов сказать, мысль Кьеркегора — а вместе с тем она есть то, что коренным образом отличает экзистенциальную философию от умозрительной». Умер Шестов в Париже 20 ноября 1938.

Шестов Л. Начала и концы. СПб, 1908 Шестов Л. Великие кануны. СПб, 1910 Шестов Л. Сочинения, тт. 1-6. СПб, 1911 Грифцов Б. Три мыслителя: В.Розанов, Д.Мережковский и Л.Шестов. М., 1911 Баранова — Шестова Н. Жизнь Льва Шестова: По переписке и вопоминаниям современников, тт. 1-2. Париж, 1983 Шестов Л. Сочинения, тт. 1-2. М., 1993

ШЕСТО́В (Шварцман) Лев Исаак. (1866-1938) — философ-экзистенциалист. Род. в Киеве, окончил юрид. ф-т Киев. ун-та. С 1895 по 1914 жил в Швейцарии, с 1914 по 1920 в Москве, после 1920 в Париже. В основе философии Ш. лежит противопоставление мира обыденности и некоего запредельного дух. существования, открывающегося человеку в трагич. одиночестве и разочарованности в рацион. объяснениях жизни. Это запредельное существование таинственно, иррационально и потому несоизмеримо с обыденными понятиями. Вжиться в него люди могут только поодиночке, отбросив общепринятые нормы рассудка и отдавшись своей страстной иррацион. вере. Согласно Ш. вера и разум являются абс. противоположностями. Вера — это личностная, непредсказуемая неуправляемая сила, исходящая свыше и уносящая нас к иному, настоящему миру, где все определяется не нашим субъект. рассудком, а волей всемогущего Бога-Первотворца, разум же есть некое злокозненное механич. средство сведения живого — к неживому, истинного — к ложному, своего — к ничьему, массово-безличному. Настаивая на индивидуальности веры, Ш. считал, что любая степень коллективности есть извращение живой подлинности ее смысла. Все человеч. знания и учения, накопленные за века, оказываются лишь кладбищем духа, отвлеченными формами некогда живых личных переживаний и озарений их создателей. Философия Ш. оказывается не только критикой рационализма, но и приобретающим индивидуальный и негативный характер отрицанием традиц. культурных ценностей. Ш. близко ветхозаветное понятие о Боге как о невыразимом, таинственном и всемогущем Господе. Поэтому мысль Ш. останавливается на границе «этого» и «иного» мира, не в силах оторваться от первого и духовно приобщиться ко второму. Переживание подобной границы, движение вдоль нее становится содержанием большинства соч. философа. Ш. любит писать о форме «странствования по душам» и занят поисками сходного «пограничного» состояния в биографиях и воззрениях изв. писателей, мыслителей, религ. вождей человечества. Этим же объясняется присущий ему религиозно-индивидуалистич., а подчас и нигилистич. нравств. смысл. Наряду с Б. Паскалем, С. Кьеркегором и Ф. Ницше, Ш. можно отнести к философам жизни и признать в нем одного из основоположников экзистенциализма, находящегося в радикальной оппозиции традиц. метафизике.

Соч.: Собр. соч.: В 6 т. СПб., 1911; Сочинения: В 2 т. М., 1993. Умозрение и откровение. Париж, 1964; Киркегард и экзистенциальная философия. М., 1992.

Псевдоним как интертекстуальный микротекст. О происхождении псевдонима и о творческой биографии Льва Шестова

В статье ставится под сомнение объяснение Львом Шестовым происхождения его псевдонима 1920–1930-х годов, которое приводит в своих мемуарах А. Штейнберг. Поскольку псевдоним Лев Шестов возник еще в 1897–1898 годах, то, скорее всего, он связан с увлечением Шестова творчеством Тургенева, о котором он писал тогда книгу. Конечно же, Шестов был хорошо знаком с романом Тургенева «Дым» (1867) и одной из его главных героинь Татьяной Шестовой. Не случайно именем Татьяна он назвал свою дочь, родившуюся в 1897 году. Псевдоним Лев Шестов рассматривается в статье как интертекстуальный микротекст аллюзионного характера, обладающий широким спектром символических значений.

И. Тургенев, Л. Шестов, А. Штейнберг, «Дым», героним, псевдоним.

Русский философ-эссеист Иегуда Лейб Шварцман (1866–1938), напечатавший все свои книги под псевдонимом Лев Шесто́в 1 , ни в одной из них не объясняет происхождения своего псевдонима. Зато такое объяснение мы находим в мемуарах Аарона Штейнберга (1891–1975), в которых автор рассказал об одном из разговоров с Шестовым в Берлине в конце 1920-х — начале 1930-х годов:

«Скажите, сколько я ни бьюсь, я никак не мог найти объяснения для вашего псевдонима». — «А, — воскликнул, неожиданно подмигнув, Лев Исаакович, — и не пытайтесь. Еще никому не удалось. А это — суффикс… С примесью каббалы… Знаете, юнош-еств-о, излиш-еств-о, монаш-еств-о, патриарш-еств-о, торгаш-еств-о и т. д. Представьте себе, что я выдумал это, когда еще был в гимназии. Как все тогда, я ненавидел «торгашество» (отец, знаете, был крупный торговец — торгаш). Если стану писателем, а я непременно хотел прославиться как писатель, я отделаюсь, решил я, от отцовской фамилии и оставлю в своем псевдониме одну лишь начальную букву «Ш». От отцовского же рода занятий отрублю голову — «торг», и останется одно свободное «шество», сродни шествию; шествовать, к тому же, в общем-то, в обратном от отцовского направлении. И получите что? Шестов, если переставите две последние буквы!» «Действительно, каббалистика», — сказал я вслух. «Погодите, — остановил меня Шестов, — каб­бала в моем двусложном псевдониме открылась мне значительно позже. Намекну на прощание: мой псевдоним как трехцветный флаг. Три языка в одном слове Ш-ест-ов. «Ш» — заглавная буква немецкого Шварцмана (черного человека). «Ест» — est — есть. А «ов» — кому как не вам лучше знать — древнееврейский патриарх, родоначальник. А шарада в целом: «Ш», т. е. Шварцман Второй, есть Патриарх!» — «Позвольте, — вскочил я в изумлении, — так ведь это слово в слово то, что сестра ваша мне наговорила о вас. Вы вздумали занять место отца, чтобы стать родоначальником, а вся ваша литературная работа под знаменем Шестова раскрыла перед вами ваше истинное призвание. Не так ли? Лев Исаакович, так значит, все они на самом деле правы, и Бердяев, и Разумник, и даже Блок» [Штейнберг 2009: 266] 2 .

Последние слова Штейнберга отсылают нас к предшествующему фрагменту из его книги:

«Вы добивались славы, сначала всероссийской, а затем и всемирной, под псевдонимом». — «Говорите, говорите», — торопил меня, приподняв плечи, Лев Исаакович. «Но псевдоним есть, простите, синоним, — вставил я торопясь, — синоним предательства собственного имени чем больше ширилась слава Шестова, тем меньше становилось тех, для которых еврейское происхождение Льва Шестова не было секретом. Правда, эти посвященные были людьми большей частью недюжинными. Знал об этом Максим Горький, а от него Лев Толстой. Знал Бердяев, Брюсов, Иванов-Разумник, знали Мережковские, Ольга Форш, Алексей Ремизов Но для всех них присутствие «Черного человека» (Шварцмана) в Льве Шестове имело решающее значение в оценке вашего, Лев Исаакович, мировоззрения. Вот только Александр Блок, в разговоре со мною с глазу на глаз, огульно осуждая евреев в русской литературе, мимоходом задал мне недоброжелательный вопрос о вас лично, в связи с вашим литературным псевдонимом:

— И почему они все стесняются и скрывают свое еврейство? Почему, например, Шестов, а не Шварцман? » (здесь и далее курсив мой. — С. К. ) [Штейнберг 2009: 264].

Разговор о происхождении псевдонима философа, по словам Штейнберга, завершился так:

«Об этом надо будет еще поговорить, — сказав, Лев Исаакович положил крепко руку мне на плечо, — сейчас я хочу только, чтобы до поры до времени шарада эта оставалась под замком . Пообещайте мне (он протянул мне руку, которую я крепко пожал), что никому не расскажете. После моей смерти пусть говорят и пишут о ком и что угодно. Но ни за что не хочу прослыть сумасшедшим при жизни » [Штейнберг 2009: 267].

Немаловажно, разумеется, кто все это пишет. То есть кому и при каких обстоятельствах Шестов так «рассказал» о происхождении своего псевдонима, если верить мемуаристу. До отъезда из Германии в феврале 1934 года Штейнберг принимал активное участие в деятельности берлинского «Института еврейских исследований». Переехав в Лондон, он в 1936 году стал членом Британского отделения Всемирного еврейского конгресса, а с 1948-го по 1968 год руководил в нем отделом культуры и был его постоянным представителем в ЮНЕСКО (см.: [Штейнберг 2009: 19–25]). По характеристике Ж. Нива, он «всегда был и оставался верующим евреем» , а «закончил свой интеллектуальный путь как просвещенный еврейский традиционалист » [Штейнберг 1991: 271, 273].

Не выдавал ли в таком случае Штейнберг желаемое за действительное, когда вспоминал: «…после еще двух почти десятилетий странствий по извилистым путям Лев Исаакович «вернулся» к себе и «обратился» в веру праотцев, как он ее толковал» [Штейнберг 1991: 249]?

Сам Штейнберг, впрочем, отмечал и другую особенность Шестова: «Лев Исаакович издавна был мастером запутывать своих читателей…» [Штейнберг 2009: 237]. Не исключено, что именно так дело обстоит и в теме происхождения псевдонима — во всяком случае, в том, что касается «каббалистической» шарады.

Вот как приведенный выше рассказ Шестова в передаче Штейн­берга комментирует В. Хазан:

Данное объяснение псевдонима можно было бы принять за истинное, если бы не настораживающее несоответствие того, что «ов» в древнееврейском языке ( אוב ) означает вовсе не патриарха, а ворожея, гадателя, чародея, даже чревовещателя, владеющего неким колдовским искусством, сопряженным с вызыванием духов мертвых. Упоминаемый в Танахе неоднократно «ов» символизирует собой если не силу языческую и посему — с точки зрения еврейской традиции — сугубо отрицательную, то во всяком случае отнюдь не патриаршее величие. Построение Шестова (но, как кажется, больше Штейнберга) при такой семантике «суффикса с примесью каббалы» разваливается на глазах. При этом самое необъяснимое заключается в том, что один из создателей этой, скорее всего, мифической версии псевдонима — а именно Штейнберг — был глубоким знатоком иврита и вряд ли мог спутать «патриарха» с «колдуном» [Хазан 2009].

Положим, сам Шестов, не знавший древнееврейского, мог перепутать, а Штейнберг не счел нужным его поправлять. Тем более что воспоминания его писались и надиктовывались на магнитофон, а потом правились по распечатанному тексту в последние годы его жизни, в конце 1960-х — начале 1970-х годов.

Известно, что если воспоминания не основаны на дневниках, то это в значительной степени художественное творчество. Дневники Штейнберга сохранились, и большая часть его воспоминаний основаны именно на них, однако о подобном разговоре его с Шестовым в них даже не упоминается (см.: [Хазан 2009]). Возможно, тщательное сопоставление воспоминаний Штейнберга с его дневниками позволит выявить «художественный» характер и некоторых других его мемуарных рассказов.

Воспоминания свои при жизни сам Штейнберг не печатал. Они были опубликованы только после его смерти, когда никого из их героев (подчас даже из их близких) в живых уже не было. Правда, дочь и биограф философа Н. Баранова-Шестова (1903–1993) дожила до выхода в свет первого издания воспоминаний Штейн­берга и, насколько нам известно, никак на них не отозвалась, но ей к тому времени было уже девяносто лет. Впрочем, в своем обширном жизнеописании отца, составленном «по переписке и воспоминаниям современников», она не только ничего не сообщает о встрече Шестова в Берлине со Штейнбергом, но и вообще не упоминает его имени. Штейнберг явно не принадлежал к числу близких знакомых Шестова; недаром, согласно его собственным воспоминаниям, в последние годы жизни философа они виделись «мельком» и «лишь на людях» [Штейнберг 2009: 267].

Разговор между Штейнбергом и Шестовым проходил на вилле почитателя Шестова, ученика и сподвижника Фрейда, создателя Берлинского психоаналитического общества М. Эйтингона, у которого философ останавливался, наезжая в Берлин (см.: [Штейнберг 2009: 257]). По словам Штейнберга, произошла она «в конце 20-х — начале 30-х годов». Шестов в ходе нее обсуждает со Штейнбергом свою будущую поездку в Палестину. Такая поездка состоялась в 1936 году.

Однако и Эйтингон, и Штейнберг уехали из Германии не позднее начала 1934 года (см.: [Хазан 2009; Исцеление … 2014: 21]). Таким образом, относительно того, когда могла состояться данная встреча, Штейнберг сообщает противоречащие друг другу сведения.

Основываясь на содержании выступления Шестова и на том, что в 1925 году также планировалась (но так и не состоялась) поездка Шестова в Палестину, Н. Портнова и В. Хазан предположили, что в действительности эта встреча произошла в апреле 1925 года.

Возможно, что Штейнберг ошибся, указывая место, где выступал Шестов, и речь идет о лекции Шестова «Наука и Библия», которую он прочитал на открытом заседании религиозно-философской академии в Hutmannsaal. Как раз на этой лекции Шестов рассказывал анекдот о девушке, смеявшейся над Фалесом (и именно его он приводил в своем выступлении в доме Эйтингона, о чем рассказывает Штейнберг) (см.: [Штейнберг 2009: 389]).

Однако неопределенная хронологическая отнесенность этой встречи Штейнберга с Шестовым — не единственная странность его рассказа. В нем немало фактических ошибок, и в целом он больше похож на художественный вымысел, чем на документальное свидетельство. Чего стоит одно то, что фрагменты своего сочинения Шестов читает едва ли не в ответ на «прославление» его со стороны Н. Плевицкой (см.: [Штейнберг 2009: 258])!

«Очень похоже, — пишет В. Хазан об этой встрече, — что таковой вообще не было, и тогда сообщаемые мемуаристом факты, мягко говоря, повисают в воздухе или требуют какого-то внятного исследования-объяснения». «Сочувственно-некритическое цитирование этого места из штейнберговских воспоминаний» исследователь вполне резонно считает «фактологически нерелевантным» 3 [Хазан 2009] .

Вероятно, Штейнберг ретуширует образ Шестова в соответствии со своими представлениями о еврейском мыслителе. На тему «Зачем оставаться евреем?» он сам писал не раз, утверждая, что перестать быть евреем невозможно, потому что неверу­ющий еврей — просто грешник, но все равно еврей (см.: [Steinberg 1983; Штейнберг 1991: 271–272; Штейнберг 2011: 326–334, 797–799].

По мнению Хазана,

сгущение красок и элементарные недостоверности, по-видимому, понадобились Штейнбергу для заострения и более рельефной концептуализации тех человеческих образов, о которых он вспоминает в своей книге. Заострения в этом случае не столько, разумеется, мемуарного, сколько художественного характера, в котором документальная правда существует в неразрывном и зачастую неотличимом единстве с мифо-философской стратегией и беллетристическим вымыслом [Хазан 2009].

Правда, В. Хазан пишет об этом в отдельной статье [Хазан 2009], а в новом издании воспоминаний Штейнберга, подготовленном совместно с Н. Портновой, градус его скептицизма по отношению к их достоверности немного снижен (см.: [Штейнберг 2009]).

В другой раз исследователь высказался на этот счет по поводу пересказа данного эпизода А. Эткиндом в его книге «Эрос невозможного»:

…вся пересказанная автором сцена из мемуаров А. Штейнберга о лекции Шестова, которую он якобы прочитал в доме Эйтингонов в присутствии Плевицкой и Скобина (с. 305–306), выглядит весьма беллетризованной, а при соотнесении с документальными источниками — и вовсе надуманной. Начиная с того, что Штейнберг путает имя жены Эйтингона и называет ее Надеждой (а Эткинд вслед за ним эту ошибку повторяет), кончая тем, что описываемые мемуаристом дебаты состоялись вовсе не в малоподготовленной к восприятию сложных и глубоких шестовских идей аудитории (вряд ли Шестов, вообще невеликий охотник до лекций, согласился бы выступать перед дилетантами типа Плевицкой и ее генерала-мужа), а в совершенно иной, профессиональной среде [ Исцеление … 2014: 34].

Переданная Штейнбергом якобы со слов самого Шестова версия происхождения его псевдонима в свете всего вышесказанного вызывает серьезные сомнения. Тем более что ни дочь философа Наталья Баранова-Шестова, автор детальной «Жизни Льва Шестова», ни кто-либо другой из окружения Шестова об этой версии (впрочем, как и о какой-либо иной версии) не упоминают.

Свои первые опубликованные статьи Лейб Шварцман подписывал криптонимом Л. Ш., а то и даже «инкогнитонимом» Читатель (см.: [Ловцкий 1960: 174; Дмитриев 1977: 277]). Псевдоним Лев Шестов он взял, когда готовил к печати свою первую книгу «Шекспир и его критик Брандес». Книга была закончена в марте 1897-го, а вышла в конце 1898 года. Такой псевдоним был хорош хотя бы тем, что его инициалы совпадали с инициалами настоящих имени и фамилии мыслителя, которыми он подписывал кое-какие из своих предшествующих статей.

К этому времени Шестов уже был женат. Его женой в феврале 1897 года стала русская женщина, потомственная дворянка Анна Елеазаровна Березовская. Женился Шестов гражданским браком: «…по тогдашним законам он не мог узаконить брак. Он должен был скрывать от родителей свою женитьбу, так как невеста была из православной семьи» [Баранова-Шестова 1983: I, 23].

Опасения Шестова не были напрасными. По свидетельству Г. Ловцкого, старшая (сводная) сестра философа Дора «вышла замуж за «гоя», Дениса Ник. Поддерегина, директора технической школы в Александровске и затем в Нежине, и стала революционеркой. Отец с ней порвал отношения» (цит. по: [Баранова-Шестова 1983: I, 6]). Более того, когда сам Шестов в 1895 году хотел жениться на Анастасии Малахиевой (1874/1875–1919), родители не дали своего согласия по той же причине [Малахиева-Мирович 2016: 9–10; Баранова-Шестова 1983: I, 23].

В 1897-м и 1900 годах у супругов родились две дочери. «Бумаги А. Е. и детей были сделаны на имя А. Е., — рассказывает младшая из них. — Дети были «незаконнорожденными». С согласия Шестова дети были крещены» [Баранова-Шестова 1983: II, 292].

Только в 1908 году супруги зарегистрировали свой брак в Лондоне. С тех пор жена и дети Шестова жили за границей под фамилией Шварцман. В России, однако, брак этот по-прежнему считался незаконным, и по возвращении на родину они превратились в Березовских [Баранова-Шестова 1983: II, 295].

Последние годы жизни отец Шестова был парализован, скончался он 16 августа 1914 года в предместье Берлина Грюнвальде. Семья Шестова еще 21 июля 1914 года начала переезд из Швейцарии в Россию. Шестов навестил отца и 1 августа 1914 года, в день объявления Германией войны России, отправился с семьей в Москву [Баранова-Шестова 1983: I, 124].

Итак, когда Шестов начал подписываться псевдонимом Лев Шестов, он был как никогда далек от интереса к иудаизму и еврейской мысли.

1. То, что ударение в его фамилии падает на второй слог, зафиксировано в воспоминаниях А. Штейнберга [Штейнберг 2009: 269]. [↩]
2. См. также: [Штейнберг 1991: 266]. Очерк о Шестове в обоих изданиях опубликован, с незначительными разночтениями, по тексту его расширенной редакции 1966–1967 годов, см.: [Штейнберг 2009]. [↩]
3. Между тем именно так оно, как правило, воспроизводится в современных работах о Шестове (cм., например: [Паперный 1993: 165; Столович 2010: 120; Ворожихина 2015: 79–80]). [↩]

Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.

Фамилия Шестов

Шестов – русская, болгарская, азербайджанская или еврейская мужская фамилия. С половины XVI столетия приблизительно 60-70% русских фамилий постепенно усвоило застывшие патронимические суффиксы -ов/-ев/-ёв.

Русский фамильный суффикс -ов, означающий отчество либо принадлежность, добавляемый к именам, прозвищам, иностранным фамилиям, оканчивающийся на -о/-ой либо твёрдую согласную (гончара работник → Гончаров; Абабилян → Абабилов; Тихого сын → Тихонов). Если ударением в фамилии приходится на последний слог -ов, то это преимущественно болгарские патронимические фамилии, считаются прямыми эквивалентами определенных русских фамилий, они передались в русский минуя трансформацию и были ассимилированы здешним населением. И сейчас нужен этимологическое или морфологическое исследование, в случае если мы собираемся определить болгарское происхождение.

Национальность

Русская, болгарская, азербайджанская, еврейская.

Происхождение фамилии с суффиксом -ов

Как возникла и откуда произошла фамилия Шестов? Фамилия Шестов по происхождению является притяжательным прилагательным.

Значение и история возникновения фамилии с суффиксами -ов:

• От отчества или по имени деда/отца, от славянских или церковных личных имён.
  Например, Иван → сын Ивана → Иванов, Петр → сын Петра → Петров и т.п.
• От прозвищ.
  Например, безусый → сын Безусого → Безусов, безбородый → сын Безбородого → Безбородов и т.п.
• От прозвищ, связанных с профессией.
  Например, гончар → сын гончара → Гончаров, плотник → сын плотника → Плотников и т.п.
• От названия птиц.
  Например, сокол → Соколов, орёл → Орлов и т.п.
• От названия зверей.
  Например, волк → Волков, кролик → Кроликов и т.п.
• От названия рыб.
  Например, карп → Карпов, ёрш → Ершов и т.п.
• От названия растений.
  Например, виноград → Виноградов, цветок → Цветков и т.п.
• От названия насекомых.
  Например, комар → Комаров, жук → Жуков и т.п.
• От названия продуктов.
  Например, масло → Маслов, творог → Творогов и т.п.
• От названия предметов быта.
  Например, горшок → Горшков, шило → Шилов и т.п.

История

Властями Области Войска Донского (административно-территориальная единица в Российской империи, населённая в значительной мере донскими казаками и управлявшаяся по особому положению) не признавались фамилии, заканчивающиеся на -ин/-ий/ый. При переписи населения данные фамилии переделывались на -ов, например фамилия Мухин превращалась в Мухинов, Лисин → в Лисов и т. п.

Склонение

Склонение фамилии Шестов по падежам (мужской род)

Именительный падеж (кто?)	Шестов
Родительный падеж (кого?)	Шестова
Дательный падеж (кому?)	Шестову
Винительный падеж (кого?)	Шестова
Творительный падеж (кем?)	Шестовым
Предложный падеж (о ком?)	Шестове

Транслитерация (фамилия латинскими буквами)

Транслит фамилии Шестов на латинице – Shestov.

Ударение

Ударение в фамилии Шестов не регламентируется правилами русского языка. Точно ответить затруднительно. Лучше уточнить произношение у носителя фамилии.

Другие значения и истории происхождения фамилий на сайте в нашем справочнике в алфавитном порядке:
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

🔍 Видео