Юрий буйда ударение в фамилии (4 видео) | Русский язык. Правила написания

Содержание

Юрий Буйда
Биография
Детство и юность
Личная жизнь
Книги
Юрий Буйда
Буйда (вместо послесловия)
Юрий буйда ударение в фамилии
📸 Видео

Видео:Такого бреда от ЛАВРОВА в ООН ещё не слышали 😁 [Пародия]Скачать

Юрий Буйда

Видео:Почему русское ударение такое сложное?Скачать

Биография

Юрий Буйда полушутя-полусерьезно называет себя «угловым жильцом» отечественной литературы. Он исправно исполняет долг перед читателями, ежегодно выпуская книги, но держится в стороне от премий и коллег-писателей. Лучшей наградой его тихому труду служат миллионы поклонников не только в России, но и далеко за рубежом — во Франции, Великобритании, Польше, Турции, Словакии, странах Прибалтики и Скандинавии. В библиографии Юрия Буйды есть сотни рассказов и несколько романов, отличающихся насыщенной сюрреалистической тональностью.

Видео:Вуглегірськ залишили, бо скінчились боєприпаси – Юрій КасьяновСкачать

Детство и юность

Юрий Васильевич Буйда (ударение на «у») родился 29 августа 1954 года в Знаменске, поселке городского типа Гвардейского городского округа Калининградской области. По национальности он русский, но фамилия указывает на родство с выходцами из Нагорного Карабаха, если верить этимологическим словарям.

Спасибо всем за поздравления. Снимок сделан 60 лет назад: счастливое советское детство?

В 1982 году окончил Калининградский университет (сейчас — Балтийский федеральный университет им. Иммануила Канта). Какой факультет, не уточняется, но, опираясь на творческий путь Юрия Буйды, можно предположить, что выбор пал либо на филологию, либо на журналистику.

Семья писателя не отличалась обеспеченностью, поэтому выбираться из глубинки пришлось самостоятельно. В 28 лет Юрий Буйда, имея за плечами богатый опыт в журналистике, возглавил провинциальную газету Калининградской области. За 2 года печатное СМИ превратилось из отстающего в передовое. Главного редактора заметили и пригласили на повышение. Так, передвигаясь мелкими шагами, в 1991 году Юрий Буйда оказался в Москве. Отсюда и начинается отсчет его творчества.

Видео:Тимофеев Юрий - Бакирова Ольга, Pasodoble, Первенство Москвы 2019Скачать

Личная жизнь

Юрий Буйда часто дает интервью, но не касается в них личной жизни. Впрочем, на фотографиях легко разглядеть обручальное кольцо на безымянном пальце его правой руки. Личность избранницы «углового жителя» отечественной литературы остается неизвестной, а вот фотографиями детей, сына Никиты и дочери Марии, писатель регулярно делится в «Фейсбуке».

Видео:Шахматная школа Юрия Авербаха. Урок 5: Открытое нападение.Двойной удар.СвязкаСкачать

Книги

Юрий Буйда дебютировал в 1991 году в альманахе «Соло». Его тексты соседствовали с поэмой «Сплин» Андрея Михайличенко, рассказами Софьи Купряшиной и краткими изложениями содержания книги «Русский лубок» Андрея Кавадеева. Литературоведы считают этот выпуск самым сильным в истории «Соло».

Сегодня ребенку Никите — 32. Мы все тебя любим и поздравляем, Никита!

Первый роман Юрия Буйды «Дон Домино» (1993) вышел хлестким, простым для понимания читателей. И настолько удачным, что попал в шорт-лист премии «Русский Букер». Противостояние с Алексеем Слаповским, Игорем Клехом, Петром Алешковским и Булатом Окуджавой «угловой житель» отечественной литературы проиграл, зато громко заявил о себе и обеспечил известность грядущим произведениям.

Одной из них стала книга «Прусская невеста» (1998), которая также удостоилась попадания в шорт-лист «Русского Букера» и премии им. Аполлона Григорьева. Это сборник рассказов, который сам Юрий Буйда называет «романом в новеллах». Но нет в повествовании типичных для романов персонажей, нет сюжета. Все, что объединяет истории — это место действия, послевоенная Восточная Пруссия.

Несмотря на успех, Юрий Буйда не бросил журналистику, свою основную работу. Он переходил из редакции в редакцию — «Российская газета», «Независимая газета», журналы «Новое время» и «Знамя». Однажды в интервью писатель отметил, что никогда не находился в статусе «свободного художника». Его всегда связывали не только обязательства перед читателем, но и трудовой договор.

Основная причина в том, что литература — это неприбыльное ремесло. Произведения Юрия Буйды выходят ограниченным тиражом от 1,5 до 3 тыс. экземпляров и распродаются приблизительно за год. Львиная доля гонорара уходит издателям, а автор кормится лишь славой.

«Я пишу постоянно, 24 часа в сутки, и надеюсь при этом на чудо, что подзаработаю литературным творчеством хоть каких-нибудь денег», — однажды признался Юрий Буйда в интервью.

Катастрофический дефицит свободного времени — главное объяснение тому, почему Юрий Буйда тяготеет к мелкокалиберной прозе. Создание и шлифовка рассказов, впрочем, тоже отнимают месяцы. Так, сборник «Прусская невеста» создавался по выходным и в отпусках 2 года.

С большинством рассказов Юрия Буйды можно ознакомиться на его официальном сайте. И с несчастливой историей «Ева, Ева» об отношениях русской девушки с немцем, и с трогательным очерком «Продавец добра» о сошедшем с ума мужчине, и с трагичным рассказом «Синдбад Мореход» про безумную поклонницу Александра Пушкина, и с притчей «Все больше ангелов».

Романов в библиографии Юрия Буйды куда меньше, чем рассказов. Некоторые из них имеют опору на биографию самого автора или известных личностей.

Видео:ШАХМАТНАЯ ШКОЛА ЮРИЯ АВЕРБАХА. Занятие 24: Поиски спасения партии. Ничейные комбинации.Скачать

Юрий Буйда

Видео:Соучастник убийств белорусских оппозиционеров дал показания в Женеве (23.10.2020)Скачать

Буйда (вместо послесловия)

— Кто же селедку ест с белым хлебом?

Голос принадлежал старику, у которого на запястье правой руки темнела похожая на пуговку родинка. Казалось, руку можно расстегнуть и, отвернув голубовато-белую кожу, — как манжету сорочки, — увидеть алое мясо и желтую кость.

— На то он и Буйда, — со вздохом пояснила бабушка, не вынимая изо рта курительной трубки, которая всегда висела у нее на пропахшей табаком груди. Трубка была прикована к старухе тонкой тусклой цепочкой, завязанной на тощей морщинистой шее. — Имя такое…

Старик был нашим соседом, который иногда заглядывал к бабушке на чашку чая. Не помню, как его звали, — в памяти осталась фраза — «Кто же селедку ест с белым хлебом?» — да родинка-пуговка на его правой руке. И еще — смутное ощущение загадочной, но неразрывной связи имени и судьбы.

В детстве я тайно страдал из-за странной своей фамилии. У соседей по Семерке были имена как имена: Иванов, Чер Сен, Дангелайтис, Лифшиц, — а у меня, увы, — Буйда. Вдобавок учителя поначалу ставили ударение на последнем слоге, усугубляя мои мучения. (Повезло мне разве что с именем. После полета в космос первого человека семилетний наглец дерзко заявил товарищам, что назван в честь Гагарина, о миссии которого бабушка узнала из Библии в день моего рождения.)

У меня не было даже мало-мальски приличного прозвища, в то время как в городке многие были обладателями роскошных псевдонимов, раскрывавшихся подчас лишь на могильной плите. Колька Урблюд и Вита Маленькая Головка, парикмахер По Имени Лев и Машка Геббельс (которую называли еще Говноротой, поскольку была она великой ругательницей, а набравшись самогона с куриным пометом, требовала уничтожить «всех жидов», каковых в городке было трое или четверо: она считала, что именно они насылают порчу на ее кур и поросят), сестры-близняшки Миленькая и Масенькая, Кацнельсон-Кальсоныч и болтливейшая старуха Граммофониха… И даже имя деда Муханова, курившего ядовитые сигареты с грузинским чаем вместо табака, воспринималось всеми исключительно как прозвище: Дедмуханов.

Наверное, я чувствовал бы себя парией, не случись истории с Мотей Ивановой. Все знали, что когда-то Николай и Катя Ивановы приняли в семью грудного ребенка, брошенного бессердечной матерью на железнодорожном вокзале. Иногда я встречал Мотю на Детдомовских озерах, где мечтатели могли поговорить вслух с собою, а убитые горем люди — выплакаться. И вдруг спустя двадцать лет в городке объявилась пьяница-бродяжка, которая назвалась Мотиной матерью. Ее было подняли на смех, однако тихая мечтательная девушка Мотя внезапно преобразилась и вступилась за женщину. Она готова была вцепиться в горло любому, кто отваживался на дурное слово о бродяжке. Николай и Катя Ивановы смирились и дали женщине приют в своем домике, поселив ее в комнате на чердаке. И уже на следующий день весь городок наблюдал за Мотей, которая тащила на себе домой упившуюся в Красной столовой «мать». Через неделю ее задержали при попытке украсть поросенка у соседей. Мотя плакала и отдавала пьянчужке свои деньги, но по-прежнему и с прежней энергией защищала ее от нападок. На исходе лета ее подняли баграми со дна Преголи — в зубах у нее был зажат дохлый окунь. В результате долгого пребывания под водой металлические части ее скелета были съедены коррозией, — тронь — развалится, — поэтому хоронить ее пришлось в гробу, который безутешная Мотя изваяла из нежной ваты. Когда, наконец, лучшая подружка робко поинтересовалась причиной такого трогательного отношения к бродяжке, Мотя мечтательно сказала: «Она хотела назвать меня Лизой. Елизавета — мое настоящее имя. — И пропела: — Е-ли-за-ве-та!»

Эту историю рассказал мне школьный приятель и известный фантазер, которого мальчишки с нашей улицы прозвали Жопсиком. Никого, конечно же, не интересовало подлинное имя этого пухловатого близорукого мальчика. В уличной компании его терпели только за умение сочинять занимательные истории — иногда это были разветвленные многофигурные авантюрные романы, тянувшиеся из вечера в вечер. Нередко он хитрил, пересказывая «своими словами» новеллы Боккаччо или Эдгара По, пьесы Шекспира или романы Достоевского, — но я не выдавал его: мне было жаль Жопсика. Тем более что он в совершенстве владел самым притягательным изо всех искусств — искусством лжи. В самом деле, ведь многие купились на его историю о пещере под Таплаккенскими холмами, где в полной темноте хранится мраморная женская фигура дивной красоты, которая предназначена для спасения человечества от одичания и вымирания, — но вынести ее наверх и явить людям нельзя, поскольку она больна раком и погибнет, как только ее коснется хотя бы слабенький лучик света. И нашлись же люди, которые отправились на Таплаккенские холмы и даже обнаружили там какую-то яму, — на дне ее, под слоем палой листвы и птичьих экскрементов, покоился скелет карлика без левой ноги и с янтарным мундштуком в черных зубах, — но, конечно же, никакой статуи, никакой дивной богини там не оказалось. А история о рыцарях-крестоносцах, которые вот уже семьсот лет спят верхом на боевых конях (копыта их обгрызены мышами) в подвале полуразрушенной кирхи на центральной площади и ждут своего часа, чтобы в честном бою одолеть дьявола, вознамерившегося отнять эти земли у Святой Девы? Разве не полезли в подвал мужчины с лопатами, кирками и фонарями, чтобы своими глазами увидеть славного командора Германа фон Зальца и его рыцарей в белых плащах с черными крестами, готовых по первому зову ринуться на защиту города и мира от врага рода человеческого? А, наконец, его выдумка о восьмом дне недели, когда именно — и только тогда — и случаются по-настоящему важные события в человеческой жизни? «Как же он называется, этот день? — возмущенно воскликнул дед Муханов. — И почему раньше про него никто не знал?» — «Я не могу сказать, как он называется, — важно ответил Жопсик. — Никто не знает, что случится, если произнести это слово вслух, счастье или беда. Скажу только, что в этом слове шесть согласных подряд и звук, которого нет в человеческом языке». — «Да знаю я это слово! — захохотал Колька Урблюд. — Взбзднуть! И звук, конечно, не человеческий — жопный. Убить тебя много!»

Когда я спросил его однажды, почему он лжет и при этом рассчитывает на всеобщую любовь и великое будущее (он сам мне говорил об этом), Жопсик посмотрел на меня с состраданием и после театральной паузы ответил: «Потому что у меня — зеленое сердце».

Он жил с матерью, имя которой в городке давно стало нарицательным. О ее пьяных выходках и связях с мужчинами судачили все кому не лень. Случалось, что напившиеся ухажеры избивали ее, и тогда сын бросался на обидчика — маленький, близорукий, он в бессильном отчаянии кричал, что убьет негодяя, — кончалось все это подзатыльником или пинком: «Заткнись, выблядок, а то и тебе не поздоровится».

Наконец случилось то, к чему, наверное, все и шло: трезвый мужчина с черной прорезью вместо рта и розоватой щетиной на впалых щеках ударил шлюху ножом. Об этом знали все, включая участкового милиционера Лешу Леонтьева, — однако улики и убедительные доказательства напрочь отсутствовали. Убийца чувствовал и вел себя как всегда: каждое утро являлся на лесопилку, где работал рамщиком, и каждый вечер пил пиво в Красной столовой, скучливо отмахиваясь от расспросов: «Да брехня все это. Нужда мне ее убивать…» Убедительность его словам придавало то обстоятельство, что, во-первых, он был трезв, а во-вторых — соседи не раз видели мать Жопсика с ножом, которым она то и дело собиралась зарезаться на крыльце, чтобы раз и навсегда покончить с поганой жизнью. Может, и впрямь «сама над собою сделала»?

Вот тогда-то мальчик впервые обратился за помощью к королю Семерки рыжему Ирусу. Вообще-то, любой неполовозрелый житель Семерки мог рассчитывать на его защиту —таков был неписаный закон. При этом, однако, почему-то считалось, что Жопсика защищать незачем. Незачем — и все. На этот раз, после непродолжительных размышлений, Ирус согласился, вытребовав, впрочем, гонорар — на бутылку пива. «Можно без стоимости посуды!» — со смехом добавил он. На следующий же день состоялась кулачная дуэль между королем Семерки и предполагаемым убийцей, который, увы, одержал верх в поединке. Драка эта, однако, произвела на городок впечатление, и милиция взялась за черноротого всерьез. Его арестовали и увезли. А Жопсик явился к побитому Ирусу. «Ладно, — мрачно сказал король. — Можешь звать меня Игорем (этой чести удостаивались только самые приближенные его оруженосцы). — Подбросил на ладони мелочь, которую принес Жопсик, и уже с раздражением спросил: — Ну, чего еще ждешь?» — «Сдачи. Пиво без стоимости посуды, — не моргнув глазом ответил мальчик. — Ты тоже можешь меня звать по-настоящему — Глебом».

Бабушка рассказывала, что в их деревне было принято выкрикивать имена над животом беременной женщины, пока ребенок не зашевелится в утробе. Имя, на которое откликнулся плод, и было его подлинным именем. Мой отец откликнулся на имя Адам, но родителям оно почему-то не понравилось, и первенца назвали Василием (по-белорусски имя звучало Базил), — вероятно, в тайной надежде приобщить мальчика к сонму великих басилевсов и святителей. Отец появился на свет жаркой июльской ночью девятнадцатого года в нищей, малолюдной белорусской деревушке, где слезы женщин были старше их на тысячу лет. Обладателю царского имени предстояло пережить великий голод, войну, сталинские лагеря. Когда я однажды заговорил о потаенной иронии истории, играющей с нами в слова, отец возразил: «Эта страна так просторна, что ни слова, ни мысли в ней не имеют никакого значения. Да и ее история — тоже».

Поэты возводят нерукотворные памятники себе, которые прочнее меди, но время, с его непостижимо жестоким милосердием, доносит до нас подчас лишь имя или обрывок строки, — не слово, но славу. Мы ничего не знаем о возлюбленной Сафо — поэтессе Эранне, которая славилась среди современников поэмой «Веретено». Нам ничего неизвестно о Гомере и очень мало — о Шекспире. В то же время мы знаем о безумии Свифта и Гаршина, о мерзости Хайдеггера и коллаборационизме Гамсуна… Иногда такое знание оказывает некоторое влияние на наше понимание истоков или особенностей творчества писателя, но по существу оно — никчемно. Подлинное имя Гомера — «Илиада». Шекспира зовут «Король Лир», а Достоевского — «Преступление и наказание».

Эмерсон в «Избранниках человечества» писал: «Иногда мне кажется, что все книги в мире написаны одной рукой; по сути они настолько едины, что их, несомненно, создал один вездесущий странствующий дух».

Так ли уж он не прав? Подлинное имя Гоголя — Nihil. Он больше, чем человек, он — литература.

«Gesang ist dasein», — как считал Рильке, — песня есть существование.

На могильной плите, под которой покоится его прах, выбито:

«Роза, чистейшее противоречие, радость быть ничьим сном под столькими веками».

Для многих интерпретаторов эти строки — как бы голос самого небытия, того Нет, духом которого проникнута культура XX века. Но для Рильке тотального Нет никогда не существовало (истинное бытие frei vom Tod — свободно от смерти; в Седьмой элегии: Hiersein ist herlich! — Тут-бытие великолепно!), для него поэт — это Да, он — Всегда, это действительно — радость быть ничьим сном. Моим. Нашим. Человеческим. Божественным. Вечным, как жизнь.

Когда я напечатал в польской газете свою первую заметку, подписанную полным именем, — было это году в 89-м или 90-м, — дежурный по номеру поздно вечером позвонил в панике главному редактору: «Чеслав, текст серьезный, а подписан первоапрельским псевдонимом! Может заменим?» — «Но это его настоящее имя». — «Боже! Как же он с ним живет?» Варшавянин мог бы и не обратить внимания на мое имя, но на севере и северо-востоке Польши большинство жителей — выходцы с западнобелорусских и западноукраинских земель, которым хорошо известно, что «буйда» означает «ложь, фантазия, сказка, байка» и одновременно — «рассказчик, сказочник, лжец, фантазер».

Что ж, приходится смириться с тем, что Gesang ist Dasein- Буйда — это буйда. Рассказчик — это рассказ, и в этом нет никакой моей заслуги. Как нет заслуги в том, что человек обладает сердцем, даже если оно — зеленое. Я есть то, что я есть: nihil. Надеюсь меня не обвинят в претенциозности и высокомерии, — я не выбирал имя, разве что — судьбу. А остается только имя, хотя значима только судьба.

Видео:Ведерников Юрий - Ведерникова Людмила, Final RumbaСкачать

Юрий буйда ударение в фамилии

Юрий Васильевич Буйда ( 29 августа 1954 , посёлок Знаменск , Калининградская область ) — русский писатель .
Родился в 1954 году в посёлке Знаменск Калининградской области в семье служащих. Окончил Калининградский университет в 1982 году. Работал журналистом. С 1991 года проживает в Москве и с этого же года публикуется как прозаик. Он автор романа «Дон Домино» (1994; шорт-лист премии «Русский Букер» [1] ) и книги «Прусская невеста» (1998), отмеченной малой премией им. Аполлона Григорьева и также входившей в шорт-лист Букеровской премии . Буйда был лауреатом журналов «Октябрь» (1992) и «Знамя» (1995, 1996, 2011). Его произведения переведены на немецкий, польский, финский, французский, японский языки. В настоящее время работает редактором издательского дома «Коммерсантъ» .
Премия журнала Знамя (2011) за роман Синяя кровь .
Лауреат премии «Большая книга» (III-я премия, 2013).