- О лит. нормах в русск. поэзии. Неправ. удар
- Особенности изменения русского словесного ударения в современном русском языке
- Причины изменения и колебания ударения
- Относительная свобода русского ударения
- Последовательность и регулярность русского ударения
- Из русского ударения
- академик Андрей Анатольевич Зализняк
- 🔥 Видео
Видео:Как ставить ударение в словах? 5 способов постановки ударенияСкачать
О лит. нормах в русск. поэзии. Неправ. удар
II.8.4. Примеры других отступлений от современных норм ударений в отдельных словах
Теперь рассмотрим отклонения в ударениях, не связанные с устаревшими нормами, то есть являвшиеся и являющиеся неправильными.
У Дениса Давыдова в стихотворении «Бурцову (Призывание на пунш)» (1804) читаем:
А наместо ваз прекрасных,
Беломраморных, больших,
На столе стоят ужасных
Пять стаканов пуншевЫх!
Здесь, в прилагательном пуншевый правильное ударение ставится на первый слог (130,131) и так же оно должно быть и в форме мн.ч. — пУншевых.
Ещё одно отступление от орфоэпической нормы в том же стихотворении поэт допустил в выражении «два уса», смещая ударение на последний слог в существительном уса, в то время как его нужно было бы поставить на первый (7):
[602]
Вместо зеркала сияет
Ясной сабли полоса:
Он по ней лишь поправляет
Два любезные усА.
Такое же Отклонение от литературной нормы ударения в слове «ус» в родительном падеже единственного числа и у Цветаевой в поэме «Чародей» (1914):
УсА, взлетевшего высОко,
Надменное полукольцо.
— И все заглядываем сбоку
Ему в лицо.
В стихотворении Дениса Давыдова «О, кто, скажи ты мне, кто ты»(1834) находим ещё отступление от орфоэпической нормы в глаголе изгнала:
Ты смяла на главе венок мой боевой,
Ты из души моей изгнАла жажду славы,
И грёзы гордые, и думы величавы.
Русский поэт еврейского происхождения Самуил Киссин (1885-1916) (фамилия при рождении писалась с одним «с» ) — Кисин, подписывался в основном под своим уменьшительным именем Муни, используя его как псевдоним) (568) в стихотворении «Вчера» соответствующее отступление от нормы сделал в глаголе нагнала:
Всё, что попадалося нам на пути,
Остроты и смех возбуждало;
Старик, что с дороги замедлил сойти,
Когда его тройка нагнАла.
Также Маршак в переводе 34-го сонета Шекспира (перевод выполнен в конце 40-х гг. XX века, и в 1949 г. Маршаку за переводы сонетов Шекспира была присуждена Сталинская премия) (396) произносил догнАла вместо правильного догналА:
[603]
Блистательный мне был обещан день,
И без плаща я свой покинул дом.
Но облаков меня догнАла тень,
Настигла буря с градом и дождем.
И ещё Бетаки, в переводе, признанном лучшим в конкурсе (1971), стихотворения «Ворон» американского писателя и поэта Эдгара По, допустил аналогичное отступление от орфоэпической нормы в глаголе загнала:
Буря ли тебя загнАла, дьявол ли решил швырнуть
В скорбный мир моей пустыни, в дом, где ужас правит ныне…
Нормы: изгналА, нагналА, догналА и загналА (6,7).
Вообще, в глаголах женского рода прошедшего времени ударение, как правило, падает на последний слог (569). Исключение из этого правила составляет глагол родила, который мы ещё рассмотрим с примерами позднее, когда пойдёт речь о вариативности ударений.
У Катенина в стихотворении «Наташа» (1814) читаем:
На колени пала с стоном
Пред иконою святой;
С зЕмным молится поклоном:
«Со святыми упокой».
…………………………………….
Нашу прИзрел Бог разлуку,
Веру райской ждёт покой;
Жениху дай, радость, руку,
Помолись, и в путь за мной».
[604]
Здесь устаревшее окончание в прилагательном райской вместо райский, как и в других прилагательных в этом же произведении (сердечной вместо сердечный, унылой вместо унылый) мы оставим без внимания, так как множество примеров таких окончаний прилагательных, характерных для поэзии прошлых веков, рассматривались подробно в соответствующем разделе, а сейчас нас интересуют отклонения в ударениях.
Для дальнейшего рассмотрения этой темы вернёмся к Пушкину:
Уста невольно каждый час
С начАтой речью открывались…
«Кавказский пленник» (1820-1821)
Здесь ударение в прилагательном начатой должно падать на первый слог: нАчатой (7).
В то же время, обратим внимание, что в глаголе начАть ударение падает не на первый слог, как встречается в южных диалектах, а на второй, хотя в производных от этого глагола формах нужно отметить варьирование правильных ударений: нАчал, началА, нАчало, нАчали. начАвший, нАчатый, нАчат, начатА, нАчато, нАчаты, начАв.
В стихотворении Пушкин вместо дОводы написал довОды:
Недавно я в часы свободы
Устав наездника читал
И даже ясно понимал
Его искусные довОды
«Недавно я в часы свободы…» (1822)
Здесь нужно было писать дОводы.
Есть, конечно, и слово довОды, от глагола доводить, например что-то до ума, но в данном случае поэт имел в виду именно дОводы, то есть обоснования, ведь это стихотворение Пушкина было написано по поводу вышедшей в свет книги поэта Дениса Давыдова «Опыт теории партизанского действия».
[605]
Судьба моя сходнА с твоей судьбою;
Сейчас, мой друг, увидишь почему.
«Из письма к Великопольскому» (1826)
Правильное ударение схОдна.Ударение, применённое Пушкиным, хотя и встречается и в обыденной речи, и у других поэтов, является отступлением от нормы (6,7).
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с полякАми
Нижегородский мещанин.
«Моя родословная» (1830)
Иные даже утверждали,
Что свадьба слажена совсем,
Но остановлена затем,
Что модных кОлец не достали.
«Евгений Онегин». Глава третья, VI строфа.
И пеньем были занятЫ:
Затея сельской остроты!
Там же, XXXIX строфа.
Сюда, назло правописанью,
Стихи без меры, по преданью
В знак дружбы верной внесены,
Уменьшены, продолженЫ.
Там же. Глава четвёртая, XXVIII строфа.
[606]
Норма: продОлжены (130,131).
Вы, украшЕнные проворно
Толстого кистью чудотворной
Иль Баратынского пером,
Пускай сожжет вас божий гром!
Там же, XXX строфа.
Норма: укрАшенные (130,131).
Две жердочки, склеЕны льдиной,
Дрожащий, гибельный мосток,
Положены через поток:
И пред шумящею пучиной.
Там же. Глава пятая, строфа XI.
Норма: склЕены (6).
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зЕркальном паркете зал,
У моря на граните скал.
Там же. Глава седьмая. XXXII строфа
С кем я тревоги боевые
В шатре за чашей забывал
И кудри, плющем увитЫе,
Сирийским мирром умащал.
«Кто из богов мне возвратил… Вольный перевод оды Горация «К Помпею Вару»» (1835)
Норма: увИтые.
[607]
Языков в стихотворении «Водопад» (1828 или 1830) вместо «убрАл», написал это слово с ударением на первый слог:
Мирно гибели послушный,
Убрал он свое весло;
Он потупил равнодушно
Безнадежное чело.
Ершов в сказке «Конёк-Горбунок» (1834), отступал от книжных литературных норм, используя народный говор, например:
Царь велел себя раздеть,
Два разА перекрестился
Бух в котёл — и там сварился.
Правильно не «два разА» , а «два рАза».
У Цветаевой встречаем аналогичное отклонение в ударении в стихотворении «И взглянул, как в первые раза. » (1916):
И взглянул, как в первые разА
Не глядят.
Чёрные глаза глотнули взгляд.
Литературная норма: в разЫ (7).
У Лермонтова читаем:
Россию продает Фадей
Не в первый раз, как вам известно,
Пожалуй он продаст жену, детей
И мир земной и рай небесный,
Он совесть продал бы за сходную ценУ,
Да жаль, заложена в казну.
«Эпиграмма на Ф. Булгарина, I» (1837)
Но скоро гаснет луч зари.
Высоко месяц. Две иль три
Младые тучки окружат
Его сейчас. вот весь наряд,
Которым белое чело
Ему убрать позволенО.
«Люблю я цепи синих гор. » (1832)
У Некрасова читаем:
Я в немецком саду работАл по весне,
Вот однажды сгребаю сучки да пою,
Глядь, хозяйская дочка стоит в стороне,
Смотрит в оба да слушает песню мою.
……………………………………………
По торговым селАм, по большим городам
Я недаром живал, огородник лихой.
«Огородник» (1846)
Здесь работАл вместо рабОтал, селАм вместо сёлам.
Роскошны вы, хлеба заповеднЫе
Родимых нив —
Цветут, растут колосья наливные,
А я чуть жив!
«На родине» (1855)
Припрёт нужда, продашь его
За сущую безделицу,
А там — неурожай!
Тогда плати втридОрога.
Скотинку продавай.
[609]
«Кому на Руси жить хорошо» (писалась с перерывами в 60-70-е годы ХIХ в.)
Здесь в слове втридорога ударение смещено с первого на второй слог (7).
Танцует , ест, дерётся голь,
Довольная собой
И косу, чёрную как смоль,
РимлЯнке молодой
Старуха чешет.
«Княгиня Трубецкая» (1871)
А то как черти нападут
И потащАт с собою в пруд…
«На Волге» (1860)
Хомяков в стихотворении «Звезды» (1856) записал краткое прилагательное невидимы с неправильным ударением:
Ночи вечные лампады,
НевидИмы в блеске дня,
Стройно ходят там громады
Негасимого огня.
Тютчев в стихотворении «Брат, столько лет сопутствовавший мне. » (1870) смещает ударение с первой буквы на последнюю в слове очереди:
[610]
Дни сочтены, утрат не перечесть,
Живая жизнь давно уж позади,
Передового нет, и я, как есть,
На роковой стою очередИ.
В сонете Кобылинского (Элиса) из цикла «Гобелены» (1905-1913) вместо правильного стЕбли читаем стеблИ :
Здесь царство лени, бронзы и фарфора,
Аквариум, где чутко спят стеблИ,
И лишь порой легко чуть дрогнет штора,
Зловещий шум заслышавши вдали.
Напомним, что на различные правильные вариации со словом стебель мы уже обращали внимание.
У Анненского читаем:
Даже в мае, когда разлитЫ
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
«Петербург» (1905-1907)
Норма: «разлИты» (7)
«Ты помнишь тиховейные
Те вешние утрА,
И как ее кисейная
Тонка была чадра. »
«Квадратные окошки » из цикла «Трилистник призрачный». (Опубл. в из сборнике «Кипарисовый ларец» в 1910 г.).
Как тускло пурпурное пламя,
Как мёртвы жёлтые утрА
Как сеть ветвей в оконной раме
Всё та ж сегодня, что вчера….
Из сонета «Ноябрь». (Опубл. в сборнике«Тихие песни» в 1904 г. под псевдонимом Ник. T-о).
Произношение во мн. ч. УтрА с ударением на последний слог является отступлением от современной литературной нормы — Утра (6,7).
Я с нею встретился в картинном запустеньи
Сгоревшего дворца — где нежное цветенье
Бежит по мрамору разбитых ступенЕй,
Где в полдень старый сад печальней
и темней.
«Ореанда» (опубликовано в 1910 г.)
Вместо нормы ступЕней поэт написал ступенЕй.
Слово ступени, как множественное число от существительного ступень, имеет два различных значения: 1) ступени у лестницы и 2) ступени как этапы развития. В первом значении в родительном падеже мн.ч., в форме слова ступеней ударение, в соответствии с нормой, падает на второй слог, первую букву «е»: ступЕней; во втором значении в соответствующей форме слова ударение нужно ставить на последний слог, вторую, букву «е»: ступенЕй (340).
В стихотворении Аненского имелось в виду первое значение, но ударение при этом поставлено так, как требует второе значение.
У Брюсова читаем:
Как пристани во мгле, вы высились, дома,
И люди знали вновь, отдавшись вашей власти,
Все беспристрастие и купли и наймА,
Паденья равенство и откровенность страсти!
Из поэмы «Замкнутые» (1901), часть IV.
[612]
Но при заревах, у плахи,
На руинах всех святынь,
Славь тяжелых лОмов взмахи,
Лиры гордой не покинь.
«Лик Медузы» (1905)
За полем усатым, не сжатым
КосАми стучат косари.
«По меже» (1910)
Я исчерпАл до дна тебя, земная слава!
И вот стою один, величьем упоен,
Я вождь земных царей и царь — Ассаргадон.
«Ассаргадон» (1897)
Норма: исчЕрпал (7).
— Каменщик, каменщик, вспомнит, пожалуй,
Тех он, кто нёс кирпичи!
— Эй, берегись! под лесами не бАлуй
Знаем всё сами, молчи!
«Каменщик» (1901)
Литературная норма: балУй (7).
Также и у Вознесенского в стихотворении «Сидишь беременная, бледная. » (1958) находим подобное же отступление в слове балуют:
За что нас только бабы бАлуют
И губы, падая, дают,
И выбегают за шлагбаумы,
И от вагонов отстают?
Ударение в выделенном слове балуют, в соответствие с литературной нормой, должно падать на букву «у», а не на букву «а» (6,7).
В «Песне о Буревеснике» (1901) Горького вместо пингвИн, читаем пИнгвин:
Глупый пИнгвин робко прячет тело жирное в утесах…
В колыбельной песне «Без конца и без начала» из цикла «Песни с декорацией» Анненского, написанного вероятно в 1906 г., но не вошедшего в авторские сборники поэта, читаем в соответствии с ритмом не бЕлой,а белОй:
А ты, котик, не блуди,
Приходи к белОй груди.
В стихотворении «Весенняя грусть» (1907) Андрей Белый пишет:
Одна сижу меж вешних верб.
Грустна, бледна: сижу в кручине.
Над головой СНЕГОВЫЙ серп
Повис, грустя, в пустыне синей.
Норма: снеговОй (6,25).
У Волошина читаем:
Явь наших снов земля не истребит:
В парче лучей истают тихо зори,
Журчанье утр сольется в днЕвном хоре,
Ущербный серп истлеет и сгорит.
[614]
«Corona Astralis» (1909)
И ещё там же он отклоняется от нормы ударения в глаголе принять, в форме прошедшего времени принял:
Тот, чья душа землей убелена,
Кто бремя дум, как плащ, принЯл за плечи,
Кто возжигал мистические свечи,
Кого влекла Изиды пелена.
Норма: прИнял (6,7).
Согласно правилу, ударение во всех формах прошедшего времени глагола падает на тот же по счёту слог, что и в инфинитиве, но здесь мы имеем дело с особым случаем: в глаголах, оканчивающихся на -нять, кроме формы женского рода (принялА), ударение сдвигается на приставку (7).
Вся Москва собрАлась, что к обедне,
Как младенца — шёл мне третий год —
Да казнили казнию последней
Около Серпуховских ворот.
«Дметриус-император. Из цикла «Пути России» (1591-1813)», написано в 1917 году
Голос пламени в тебе напевней,
Чем глухие всхлипы древних вод…
И не ты ль знойнЕе и полдневней?
«Напутствие Бальмонту» (1912).
[615]
На такой пример отступления от литературной нормы сослалась Резниченко и указала норму: знОйнее (7).
Вместе стем, мы обнаружили и другой, с правильным ударением, вариант стиха Волошина:
И не ты ль всех знойней и полдневней? (570)
У Сологуба в стихотворении «Коля, Коля, ты за что ж» (1911) находим ударение в слове кишки на первом слоге, ещё встречающееся в обыденной речи, хотя норма требует его постановки на последний слог:
Ядом кИшки обожгу,
Буду громко выть от боли.
жить уж больше не могу
Я без маленького Коли.
Создатель школы акмеизма Николай Гумилёв свободно относился к перестановкам ударений, не связывая их с принятыми нормами. В статье «Наследие символизма и акеизм» (1913) он писал:
«Подобно тому, как французы искали новый, более свободный стих, акмеисты стремятся разбивать оковы метра пропуском слогов, более, чем когда либо, вольной перестановкой ударений. » (571).
Один пример отклонения от нормы ударения в стихотворении Гумилёва «Персидская миниатюра» (1919) мы уже приводили в разделе о буквах е и «ё»:
И ни во сне, ни наяву
Невиданные туберозы,
и сладким вечером в траву
Уже наклОненные лозы.
[616]
Гумилёв здесь не только заменил букву «ё» на «е» в прилагательном наклонённые, но и поставил в нём отклоняющееся от нормы ударение на «о» (7).
Приведём из его стихотворений ещё примеры подобных, не оправданных устаревшими нормами, т.е. вольных перестановок ударений:
Эти воды Богом проклятЫ!
Этим страшным рифам нет названья!
Но навстречу жадного мечтанья
Уж плывут, плывут, как обещанья,
В море ветви, травы и цветы,
В небе птицы странной красоты.
«Открытие Америки» (1910)
Норма: прОкляты (7).
Мёртвой хваткой вцепляется Пёс,
Он отважен, силён и хитёр,
Он звериную злобу донёс
К медведЯм с незапамятных пор.
«В небесах» (1910)
Норма: медвЕдям, к медвЕдям и т.д. (7)
Подобное отступление от нормы в ударении в выражении «у медведей» находим и у Маяковского в стихотворении «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви»:
Сонм видений
и идей
полон
до крышки.
Тут бы
и у медведЕй
выросли бы крылышки.
[617]
Кроме того, у Маяковского находим ещё следующие отступления от норм ударений:
Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей зАгиб.
Что же!
И в доме, который выгорел,
иногда живут бездомные бродяги!
«Облако в штанах (1914-1915)
Норма: загИб (130,131).
С каким наслажденьем
жандармской кастой
я был бы
исхлестан и рАспят…
«Стихи о советском паспорте» (1929)
Норма – распЯт (6).
Как будто
на язык
за кусом кус
кладут
воздушнейшие тортА…
«Я счастлив» (1929)
Норма: тОрты (6,7), тортА неправильно (6).
Если быка трудом умОрят
он уйдёт,
разляжется в холодных водах.
«Лиличка!» (1916)
Норма: уморЯт (7).
[618]
У Северянина находим следующие неоправданные отступления от норм ударений:
Луны луч палевый
Пробрался. Перепел
В листве эмалевой
Росу всю пЕрепил.
«Серенада. Хоровод рифм» (1907)
Ветер розу пробует
Приподнять по просьбе
Губ, волос и обуви,
ПодолОв и прозвищ.
«Звёзды летом» (1917)
За двести вёрст от Петрограда,
От станции в семи верстах,
Тебе душа поэта рада,
Селенье в Еловых лесах!
.
Давно я местность эту знаю,
Её я вижу часто в снах.
О, сердце! к солнцу! к морю! к маю!
К Эст-Тойле в Еловых лесах!
«Эст-Тойла» (1918)
Литературной нормой ударения в слове еловых является его постановка на второй слог, а не на первый: елОвых (6).
[619]
Венок цветов, — стихов наивный том, —
Дарю тому безвестному, кто любит
Меня всего, кто злобой не огрУбит
Их нежности и примет их в свой дом.
«Увертюра к т. VIII. Весна моя! Ты с каждою весной. » (1918)
Норма: огрубИт (7).
Да и страна ль меня избрАла
Великой волею своей
От Ямбурга и до Урала?
Нет, только кучка москвичей.
«Самопровозглашение» (1919)
Литературная норма: избралА (7).
Правительство, когда не чтит поэта
Великого, не чтит себя само
И на себя накладывает veto
К признанию и срАмное клеймо.
«Поэза правительству» (1920)
Теперь, когда весь мир устал
От шестилетней гнусной бойни,
От глупых дЕяний и слов,
Пора искусству стать достойней
И побросать «хвосты ослов!»
«Второе письмо» из цикла «Письма из Парижа» (1920)
Моя знакомая встречала
ТонУщего в своей строфе,
(А может статься — и в софе,
Как в алькермессе. ) солнцепевца.
Там же.
[620]
Норма: тОнущего (6).
Здесь солнцепевец — неологизм Северянина.
Алькермесс — слово французского происхождения, означающее тёмнокрасный ликер, настоенный на корице и гвоздике (444).
Использованный варваризм «алькермесс» написан поэтом с двумя «с», хотя словари иностранных слов, вошедших в состав русского языка давали его написание с одним «с» (199).
Ново поколенье,
А слова ветхИ.
Отчего ж волненье
Вызвали стихи?
«Ночь на Алтае» (1929)
У Есенина ещё раз напомним следующие отступления от норм ударений:
В холмах зеленых табуны коней
Сдувают нОздрями златой налет со дней.
«Табун» (1915)
Норма: ноздрЯми (7).
Мать с ухватами не сладится,
Нагибается низкО;
Старый кот к махотке крАдется
На парное молоко.
«В деревне» (1914)
Норма: нИзко (7).
[621]
У Пастернака читаем:
Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовЕст, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.
«Февраль. Достать чернил и плакать. » (1912)
В церковном слове благовест, означающем звон колокола, оповещающей о церковной службе, ударение нужно ставить на первый, а не на последний слог: блАговест (7).
Мелко исписанный инеем двор!
Ты — точно прИговор к ссылке
«Двор» (1916)
Правильное ударение: приговОр (6,7).
Чем утешить эту ветошь?
О, ни разу не шутивший,
Чем запущенного лета
Грусть заглохшую утИшить?
«Mein liebchen, was willst du noch mehr?»* (1917)
*) Любимая, что тебе еще угодно? (Нем.)
Норма: утишИть (25,185).
В словаре Ушакова глагол утишить характеризовался как устаревший,книжный (25), а в Новом словаре русского языка Ефремовой как разговорно-сниженный (185).
Прянул, и пЫхнули ноздри.
Не уходился еще?
Тише, скакун,— заподозрят.
Бегство? Но бегство не в счет!
«Вариации» (1918)
Также и Ахмадулина в стихотворении «Приключение в антикварном магазине» (1964):
А уезжая, вольно пЫхнул глазом
и засмеялся красным пеклом рта.
Здесь у поэтов отмечается отклонение от нормы ударения, которая требует его постановки на букву «-у»: пыхнУл, пыхнУли (7).
Ещё отклонение от нормы в прилагательном мачтовый (6,7) мы отмечали в стихотворении Пастернака «Любить,- идти, — не смолкнул гром. » (1917):
[622]
Топить мачтОвый лес в эфире.
Такое же неправильное ударение в этом прилагательном ставил, возможно, ещё и Маяковский в поэме «Пятый интернационал» (1922):
Я дней не считал.
И считать на что вам!
Отмечу лишь:
сквозь еловую хвою,
года отшумевши с лесом мачтОвым,
леса перерос и восстал головою.
Часть первая. Приказ No 3.
Здесь мачтовым рифмуется с выражением «на что вам!», в котором ударение скорее всего падает на «что». Впрочем, если Маяковский читал «на что вам!» с ударением в предлоге «на-», то в этом случае он ставил правильное ударение в слове мачтовым также на «-а». Нужно слышать авторское чтение Маяковского, чтобы проверить ту или иную версию ударения.
Их жизнь жестока, как выстрел.
Счет денег их мысли убЫстрил.
«Сегодня Машук, как борзая…» (1921-1922)
Норма: убыстрИл (7).
Набоков в стихотворении «За полночь потушив огонь мой запоздалый. » (1923) написал туфлЯ, вместо литературной нормы тУфля (7):
…халат мой с вешалки сползает осторожно
и, протянув ко мне пустые рукава,
перегибается, и чья-то голова
глядит, лукавая, из мусорной корзины,
под письменным столом, а по стене картины
кружатся, вылетев из неподвижных рам,
[623]
как попугайчики, и шкаф дубовый сам
завистливо кряхтит, с волненьем наблюдая,
как по полу бежит одна туфлЯ ночная
вдогонку за другой.
Как тут не привести ставшую широко известной юмористическую цитату из фильма Леонида Гайдая «Кавказская пленница или Новые приключения Шурика» (1967):
«- Чей туфлЯ?
— Ой, моё! Спасибо»!
Напомним ещё приведённый ранее пример отклонения от литературной нормы в произношении этого же слова в творительном падеже в стихотворении Гумилёва «Любовь» (1912), в котором поэт вместо тУфлей написал:
Туфлёй лакированной топнул.
Подобные произношения, встречающиеся в просторечии, можно считать также варваризмами, так как слово туфля иноязычного происхождения: оно «пришло в наш язык или из голландского, ср. toffel, или из немецкого, ср. Tuffel», в которых сохраняет также ударение на первом слоге (7).
У Цветаевой отметим следующие отклонения от норм ударений:
Не хочу ни любви, ни почестей:
— Опьянительны. — Не падкА!
Даже яблочка мне не хочется
— Соблазнительного — с лотка…
«Не хочу ни любви, и почестей. » (1920)
Норма: не пАдка.
[624]
Как пойдет с коромыслом —
Церкви в звон, парни в спор.
Дочь Маруся румянИста —
Самой Троице РАЗЗОР!
.
Ты – сок,
Ты – лист,
Я – нож румянИст!
«Молодец» (1922)
Если бы поэтесса написала согласно норме слове румяниста, т.е. с ударением на второй слог, её стихотворная строчка выбилась бы из ритма, и слово румяниста уже не звучало бы в рифму с коромыслом.
Попутно отметим, что разговорное просторечие, устаревшее слово разор от глагола разорить пишется и с одним «з» (25,185,199). Оно означает то же, что потеря, ущерб, разорение, но со смысловым оттенком его крайней степени, например, в выражении «в разор разорить», то есть довести до полного разорения, до крайнего обнищания (237).
Твардовский в поэме «За далью — даль» (1950-1960) писал правильно:
РАЗОР и плен в родном краю
И смерть несут враги народу.
У Набокова читаем:
Повсюду выросла и сгнИла
трава. Средь улицы пустой
зияет яма, как могила;
в могиле этой — Петербург.
«Петербург» (1921)
Норма ударения: сгнилА (7).
Где мир и названные розы,
музей и птичьи чучелА?
И смотришь, смотришь ты сквозь слезы
на безымянные крыла.
«В раю» (1927)
В соответствии с нормой, в слове чучело, во всех его формах, в том числе во множественном числе, ударение падает на букву «-у» в первом слоге, то есть в данном случае правильно произносить: чУчела (6).
На полотнИщах, озарённых
игрой малиновых лучей,
условный выгиб окрылённых
Наполеоновских коней.
«Стансы о коне» (1929)
Норма: полОтнищах (7).
В серьёзных стихах Мандельштама не замечаются литературные отклонения от норм ударений, что нельзя сказать о шуточных, игривых и сатирических:
Тёлки с нежными боками
И бычки-баловники.
А за ними кораблями –
Буйволицы с буйволАми
И священники-быки.
«Как народная громада…» (1931)
Норма: бУйволицы, бУйволами (6,7).
Держу пари, что я ещё не умер,
И, как жокей, ручаюсь головой,
Что я ещё могу набедокурить
На рЫсистой дорожке беговой.
«Довольно кукситься, бумаги в стол засунем. » (1931)
Норма: рысИстой (7).
Как нечаянно запнулась,
ИзолгАлась, улыбнулась —
Так, что вспыхнули черты
Неуклюжей красоты.
«Жизнь упала, как зарница. » (1925)
Норма: изоглалАсь. Хотя в среднем роде допускаются оба варианта: изолгалОсь и изолгАлось. Также и во множественном числе: изолгалИсь и изолгАлись. Тем не менее, в единственном числе в женском роде норма однозначна: только изолгалАсь.
В игольчатых чУмных бокалах
Мы пьем наважденье причин,
Касаемся крючьями малых,
Как легкая смерть, величин.
«Bосьмистишия» (1933, 1935). 10 восьмистишие.
У Клюева читаем:
Природы радостный причастник,
На облака молюся я,
На мне инОческий подрясник
И монастырская скуфья.
«Набух, оттаял лёд на речке. » (1912)
В устаревшем церковнославянизме иноческий, означающем монашеский, норма ударения требует его постановки на первый слог: Иноческий (7).
[627]
Скуфья — от греч. skuphia и из древнегреческого skyphos чашка — круглая шапочка у православного духовенства (25, 74, 119,199,200).
Сенеют дымно перелески,
насторожённы и немЫ,
За узорочьем занавески
Не видно тающей зимы.
«Любви начало было летом. » (1908)
Здесь иной мир — покоя, отрады.
Нет суЕтных волнений души;
Жизнь тиха здесь, как пламя лампады,
Не колеблемой ветром в тиши.
«Широко необъятное поле. » (1904)
Норма: сУетный (7).
Над свежей могилой любви
Душа словно дверь на засове, —
Чужой не стучи щеколдОй.
«Над свежей могилой любви. » (1933)
Норма: щекОлда (6) и, соответственно, нужно произносить щекОлдой.
То огнепальное чело,
Очей грозОвый пыл
Того, кто адское
Слезою угасил.
«Февраль» (1917)
Норма: грозовОй (6).
[628]
Мужицкая ныне земля,
И церковь — не нАймит казенный,
Народный испод шевеля,
Несется глагол краснозвонный.
«Есть в Ленине керженский дух. » (1918)
Слово наймит, является устаревшим книжным словом, означающим наёмник (25,119,168,199). Норма произношения: наймИт (7).
Ахматова в стихотворении «Царскосельская ода» (1961) отступает от литературной нормы в наречии допоздна, которое нужно произносить с ударением на последний слог, а не на первый, как у поэтессы:
Драли песнями глотку
И клялись попадьёй,
Пили дОпоздна водку,
Заедали кутьёй.
В песне Галича «Леночка» (1974) вместо раздалАсь, т.е. с ударением, требуемым нормой, произносится раздАлась:
Ещё в песне Леночка:
Все потчуют союзника,
А он сопит, как зверь,
Но тут раздАлась музыка
И отворилась дверь.
Твардовский в поэме «Василий Тёркин» (1942-1945) допустил отступление от литературной нормы в слове правы:
Из Рязани, из Казани,
Из Сибири, из Москвы –
Спят бойцы. Своё сказали
И уже навек правЫ.
Глава «Переправа»
[629]
Норма: прАвы, когда мы говорим, обращаясь на вы в вежливой форме к человеку, который, по нашему мнению, не совершает ошибки или выражает истину, или к людям, в таких же случаях.
Здесь важно напомнить, что в случае обращения к женщине в выражениии «ты права» правильное современное ударение должно падать на конец слова, а ставить его на первый слог означало бы следование старой норме, как в стихотворении Баратынского «Признание» (1823, 1832):
Ты прАва, в нем уж нет прекрасного огня
Моей любви первоначальной.
У Дудина в стихотворении «Хозяйка» (1945) находим отступление от нормы ударения в слове озимых:
Всё идёт у тебя по-хозяйски,
Расчётливо, к месту.
Не заметит никто
Ни сомнений, ни страхов немых.
Ребятишек одела,
Нашла инвалиду невесту,
Раньше всех по округе
Закончила сев озимЫх.
В том же стихотворении поэт допускает и отступление от орфоэпической нормы в слове дрался, ставя ударение вместо первого слога на последний:
Все дороги по дому
Промоет крутая вода.
Старший сын — капитан,
[630]
Что геройски дралсЯ
под Берлином, —
На побывку собрался
И скоро приедет сюда.
В поэзии Вознесенского обратим внимание на следующие отступления от норм:
А мы уже дипломники,
нам защищать пора.
Трещат в шкафу под пломбами
мои выговорА!
«Пожар в Архитектурном институте» (1957)
Следует сказать, что, хотя такое произношение слова выговор во множественном числе встречается и в обыденной речи, всё же оно является отступлением от литературной нормы: вЫговоры.
И башенки буравами
Взвивались по бокам,
и купола булАвами
грозили облакам!
«Мастера» (1959). Глава IV
Травят зайца! Несутся суки.
Травля! Травля! Сквозь лай и гам.
И оранжевые кожУхи
апельсинами по снегам.
«Охота на зайца» (1963).
Норма: кожухИ.
[631]
Отклонитесь в цветении тёрна
от протОренной колеи
в звон валторны — слабей на полтона,
чтобы слышать другие могли.
«Терновник» (1975)
Норма: проторённой (7).
В стихотворении «Памятник» (1983) поэт, вместо рекомендуемого литературной нормой ударения на последнем слоге повторЯт, использует повтОрят, и это может показаться даже лучше и точнее, ведь, в родственном слове вторят ударение падает именно на букву «о»:
Врагов его казню.
Они с детьми своими
по тыще раз на дню
его повтОрят имя.
Кроме того, в этих строках отметим и отступление от литературной нормы в выражении «по тыще» вместо правильного «по тысяче».
В стихотворении «Памяти Владимира Высоцкого» (1988) вместо правильного уместИшься поэт написал умЕстишься:
Ты жил, играл и пел с усмешкою,
любовь российская и рана
Ты в чёрной рамке не умЕстишься.
Тесны тебе людские рамки.
В стихотворении «Катёрка» (2005) вместо срЕдства Вознесенский ставит неправильное ударение на последний слог –средствА (6,7):
[632]
Вложь в теорию средствА.
Все картёжные шестёрки
группируются в сердца.
У Ахмадулиной читаем:
О милое зрелище этих затей!
Средь кИстей, торчащих из банок и вёдер,
играет свирель и двух малых детей
печальный топочет вокруг хороводик.
«Гостить у художника» (1965)
Как ты любил?- ты пригубИл
погибели. Не в этом дело.
Как ты любил? — ты погубил,
но погубил так неумело.
«Прощание» (1960)
И, словно дым, затмивший недра труб,
глубоко в горле возникает голос.
Ко мне крадётся ненасытный труд,
терпЯщий новый и весёлый голод.
«Воскресный день» (1966)
Под гильотину ледяной струи
с плеч голова покорно полетела.
[633]
О умывальник, как лютЫ твои
Чудовища – вода и полотенце.
Там же.
Мы уже указывали на стихотворение «Сказка о Дожде» (1962) Ахмадуллиной, в котором поэтесса привела отклоняющуюся от литературной нормы форму глагола расщепить — расщЕплен вместо правильной расщеплён:
Как крепко пахнет розой от вина!
Вино, лишь ты ни в чём не виновато.
Во мне расщЕплен атом винограда,
во мне горит двух разных роз война.
Римма (имя от рождения — Рэмо) Казакова (1932-2008), известная русская и советская поэтесса, автор многих популярных песен советского периода и 90-х годов, у которой были и еврейские корни по матери Софьи Шульман (572), в стихотворении «Становлюсь я спокойной» (1962) писала:
Стал рассветом рассвет,
а закат стал закатом.
Наши души ничто
не расщЕпит, как атом.
Здесь произошло смещение ударения в слове с третьего на второй слог, а нормой является расщепИт.
Отступление от литературной нормы поэтесса допускает и в деепричастии уведена от глагола увести в стихотворении «Люби меня!» из цикла «Талая вода» (573):
[634]
Люби меня уверенно,
чини разбой —
схвачена, увЕдена,
украдена тобой!
У Евтушенко в поэме «Коррида» (1967) читаем ненАдолго вместо ненадОлго:
Заплачут так, по доброте,
ненадолго, но всё же.
Заплачут, думаешь, вон те
в правительственной ложе?!
Там же поэт вместо литературно правильного серьгАми (6,7) произносит сЕрьгами, как слышим в чтении этго стихотворения по радио (574):
Севилья сЕрьгами сорит,
сорит сиренью,
а по сирени
синьорит
несёт к арене…
У Рубцова читаем:
Родная рында
ЗвАла на работу!
И, освежая
Головы опять,
Летел приказ
По траловому флоту:
-Необходимо
Пьянство пресекать!
[635]
«Летел приказ» (1962)
Рында здесь означает «судовой (корабельный) колокол» (575).
Вот коростЕля крик
Послышался опять.
Зачем стою во мгле?
Зачем не сплю в постели?
Скорее спать!
Ночами надо спать!
Настойчиво кричат
Об этом коростЕли.
«Ночное ощущение» (1969)
Нормы: коростелЯ и коростелИ (7).
КоростЕль (ед.ч.) и коростелИ (мн.ч.) – название птиц со скипучим голосом у самца (7,576), известных ещё как дергач (576).
Но выплывут, словно из дыма,
И станут родней и больней
Стрелой пролетевшие мимо
Картины отрОческих дней.
«Далёкое» (1970)
В стихотворении поэт использует ударение в слове отроческих не в соответствии с современной нормой, требующей ударения на первую букву, а на второй слог, имеющее основание в норме почти четырёхстолетней давности, когда употреблялось вместо Отрок отрОк (7).
В заключение этого раздела приведём ещё отступление от литературной нормы ударения, допущенное Матвеевой в песне «Попугай»:
[636]
Привык попугай разбазаривать
Бесценную ношу в тоске,
С собою самим разговаривать
На Умершем языке.
Норма: умЕршем (7).
Примечание: Данный раздел эссе «О литературных нормах в русской поэзии», приводится здесь в обновлённой редакции с продолжением начатой нумерации страниц и сносок, содержание которых будет опубликовано в заключительном разделе.
Продолжение следует.
Видео:Как в 19 веке худели до 40 см в талии? Вы будете в шоке!Скачать
Особенности изменения русского словесного ударения в современном русском языке
Как известно, русское ударение — очень сложное явление. До сих пор ученые-лингвисты ведут ожесточенные споры относительно правильного произношения слов. Например, как правильно: петля или петля, творог или творог, родился или родился.
Знать это необходимо каждому человеку, поскольку правильная постановка ударения является необходимым признаком культурной, грамотной речи. Когда мы слышим от незнакомого человека слова с неправильным ударением (молодежь, магазин, документ, портфель, звонит, людям и др. ), то понимаем, что уровень его образования оставляет желать лучшего.
К сожалению, и в школе учащиеся не всегда правильно произносят слова, ставя ударение не на тот слог. И не всегда в учебниках можно найти ответ, как правильно сказать: свекла или свекла, начался или начался, коклюш или коклюш, новорожденный или новорожденный, облегчит или облегчит и т. д.
Мы знаем, что русское ударение разноместное и подвижное, т. е. в словах оно может падать на разные слоги: родина — 1-ыи слог, отчизна — 2-ои слог, красота — 3-ий слог и т. д. При изменении формы слова оно может передвигаться, например: вода — ед. число, имен. падеж; воды — ед. число, род. падеж.
Еще в IV веке Диомед назвал ударение « душою речи». Изучением русского ударения занимались такие языковеды, как Я. К. Грот, Р. И. Аванесов, В. В. Колесов, В. Л. Воронцова, В. А. Редькина и др. Еще в 1927 году Д. Н. Ушаков на вопрос, существуют ли законы правильной постановки ударения, ответил, что «установленных правил ударения нет».
Но, благодаря названным выше ученым, «капризы» в развитии ударения получили научное объяснение. В настоящее время существует множество словарей и справочников, позволяющих справиться с трудностями современного русского ударения, например:
Трудности словоупотребления. М. , Просвещение, 1973.
Словарь ударений. М. , просвещение, 1970.
Особенности ударения в русском языке.
Русское ударение выполняет следующие функции:
Например: мука (страдание) — мука (продукт питания)
Трусит (бежит) — трусит (боится)
Погруженный (на платформу, образованный от слова груз) — погруженный
(в воду, от слова погружать).
Например: лавровый лист — нейтральное употребление и семейство лавровых — в ботанике (профессионализм).
Чистые руки — мн. число, имен. падеж и руки не подаст — ед. число, род. падеж.
Пальто мало (краткое прилагательное) и спал мало (наречие).
Таким образом, русское ударение является не только разноместным и подвижным, но и различительным. Кроме того, считается, что в современном русском языке более 5000 акцентных вариантов, которые, как правило, не различаются ни в лексическом, ни в грамматическом значении. Например:
Верны — верны и т. п.
Существует две точки зрения на наличие акцентных вариантов в русском языке: а) зло, несовершенство языка, с ними необходимо бороться; б) колебания в ударении — это неизбежный этап развития языка, результат — наличие в языке старой нормы и новой.
Например: в XIX веке в литературном языке было принято говорить кладбище (Пушкин, Лермонтов, Баратынский, Фет, А. К. Толстой и др. ). Новый вариант (кладбище) стал постепенно входить в употребление в конце XIX века.
Видео:Почему русское ударение такое сложное?Скачать
Причины изменения и колебания ударения
Одной единственной, универсальной причины изменения ударения в русском литературном языке не существует. Поэтому объяснение наличия акцентных вариантов может быть следующим:
1. Влияние диалектов: вьюга (вместо современного вьюга) случай (вместо случай)северные и южные ремень (вместо ремень)народы родится (вместо родится) засуха (вместо засуха)
2. Влияние иноязычной модели (заимствование из другого языка): алкоголь — алкоголь заимствованы издокумент — документ польского кафедра — кафедра языкаклимат — климат еретик — еретик компас (итальянский) — компас
3. Социальное употребление вариантов слов: а)церковное произношение слов: цена — вместо цена терпит — терпит защитит — защитит б)семинарская речь: педагог — вместо педагог множественное число — вместо множественное число катастрофа — вместо катастрофа в)аристократическое произношение: принцип — вместо принцип.
В поэтической речи использование акцентных вариантов объясняется тем, что многие поэты небрежно относятся к языковым нормам и изменяют ударение ради рифмы. Это утверждение неверно. Л. А. Булаховский писал: «Многие думают, будто поэты по требованию ритма разрешают себе вольное обращение с ударением, доходящее иногда до искажений. На самом деле ни один культурный поэт никогда не позволял себе и не позволяет колебаний больших, чем те, которые реально существуют в литературном употреблении его времени».
«В качестве примера мнимой поэтической вольности Л. А. Булаховский приводит произношение слова музыка у Пушкина:
Музыка будет полковая.
Музыки грохот, свеч блистанье» («Евгений Онегин»)
Употребление слова музыка с ударением на 2-ом слоге было нормой для русского литературного языка начала 19 века и отражало французское влияние.
4. Влияние формальной аналогии:
Например, в современном русском языке наблюдается стремление к выравниванию ударения у кратких прилагательных, кратких страдательных причастий и глаголов прошедшего времени:
Краткие прилагательные: весел (м. род), весело (ср. род), веселы (мн. ч. ), но весела (ж. род); жесток (м. род), жестоко (ср. род), жестоки (мн. ч. ), но жестока (ж. род).
Глагол: взял (м. род), взяло (ср. род), взяли (мн. ч. ), но взяла (ж. род).
Краткие страдательные причастия: продан (м. род), продано (ср. род), проданы (мн. ч. ), но продана (м. род); взят (м. род), взято (ср. род), взяты (мн. ч. ), но взята (ж. род); склонен (м. род), склонно (ср. род), склонны (мн. ч. ), но склонна (ж. род).
Но словарь «Трудности словоупотребления» (1973 г. ) допускает ударения продана, взята, склонна.
Видео:Ударения в словах #произношение #русскийязык #ударение #упражнениеСкачать
Относительная свобода русского ударения
Еще в 1929 году языковед Л. Л. Васильев отметил, что в многосложных словах, например, «ударение, как бы боясь нарушить равновесие слова, чуждается конечных слогов и стремится занять срединный слог».
То есть русское ударение тяготеет к центру слова или, точнее, к срединным слогам. Наиболее употребительные слова не имеют более 3-х неударяемых слогов подряд. Например: богатый, красивый, утешитель, мыслитель, вычисление, назначение и др.
Отсюда можно сделать вывод, что исконное ударение на боковом слоге окажется (в многосложном слове) неустойчивым и будет стремиться перейти на один из срединных слогов. Например: мыслитель (18 в. — нач. 19 в. ) и современный мыслитель вычисление — вычисление выпрямление — выпрямление опошление — опошление и др.
Иногда, на наш взгляд, незаслуженно обвиняются в неправильном произношении слова работники торговли (якобы испортившие произношение прилагательного мальчиковый). В словаре Ушакова зафиксировано мальчиковый, а в словаре Ожегова уже — мальчиковый.
И если проанализировать обратный словарь русского языка, то можно сделать вывод, что «только около 4 % четырехсложных прилагательных сохраняет сейчас ударение в начале слова».
Видео:Реакция на результаты ЕГЭ 2022 по русскому языкуСкачать
Последовательность и регулярность русского ударения
На первый взгляд, современное состояние русского ударения в словах может показаться бессмысленным. Мы попытаемся доказать, что все-таки в нем есть много последовательного и регулярного. Это необходимо для того, чтобы учащиеся овладели нормами современного литературного ударения, имеющими следующие особенности:
1. Предпочтительное употребление слова с ударением на последнем слоге, например: в форме род. падежа, ед. числа: страны, земли, холма, степи, реки и т. п. ; в форме твор. падежа: землей, страной, холмом, рекой и др. ; в форме предл. падежа, ед. числа: об окне, о стене, на земле, в стране, на холме и др.
2. Закрепление ударения за устойчивыми словосочетаниями (фразеологизмами), например: а)с утра (до вечера) – устаревший ожидание утра — современный б)какими судьбами! – устаревший обеспокоен судьбами людей — современный в)брать грех на душу – устаревший на душу населения — современный
3. Разграничение слов с разным лексическим значением, например: валит снег — валит с ног пробил дверь — пробил час
Но и здесь наблюдается тенденция унифицировать (уподобить) слова, т. е. не разграничивать употребление типа: зеркальный (относящийся к зеркалу) — зеркальный шкаф и зеркальный (подобный зеркалу) — зеркальная гладь воды. Но, как известно, в современном русском языке продуктивным считается ударение зеркальный в обоих значениях слова.
То же самое можно сказать и о слове квартал (отрезок времени в 3 месяца) и квартал (часть населенного пункта), в настоящее время рекомендуется употребление в обоих значениях квартал. Учащимся и даже учителям русского языка необходимо иметь самые общие представления о том, как развивается современное ударение. В пределах одного и того же разряда слов (например, существительных мужского рода) ударение перемещается с последнего слога на первый или ближе к начальному слогу. Сравним: прикус —> прикус, отсвет —> отсвет, каталог —> каталог.
То же самое происходит и в глагольных формах:
Разорвала —> разорвала прошедшее время
Прислонит —> прислонит будущее время
Такое ударение называется регрессивным.
Вторая разновидность — прогрессивное ударение — предполагает перемещение ударения с первого слога на конец или ближе к концу слова: а) нужда —> нужда лыжня —> лыжня существительные женского рода фольга —> фольга б) тигровый—> тигровый счастливый—счастливый прилагательные прадедовский-прадедовский в) удить—> удить умалить—> умалить инфинитив ржаветь—> ржаветь г) назвал—> назвал налил—> налил приставочные глаголы прошедшего времени отпил—> отпил д) груздя—> груздя стебля—> стебля падежные формы существительных избу—> избу е) близки—> близки верны—> верны краткие прилагательные во множественном числе просты—> просты
Данная «обобщенная сводка не отражает не только общей картины акцентологического состояния современного русского языка, но и охватывает лишь самые актуальные факты».
Как видим, русское ударение — один из самых «трудных участков» изучения (думается, не только в школе). Разноместность и подвижность русского ударения в словах приводит к ошибкам в выборе акцента и в современной речи. Для того, чтобы правильно поставить ударение, а затем правильно произнести слово, необходимо знать следующее:
1. Отмирают диалектные варианты и заимствования из других языков, например: засуха —> засуха родится —> родится алкоголь —> алкоголь револьвер —> револьвер
2. Сужается (постепенно) круг слов, испытывающих вариантное произношение, хотя их около 5000 слов: кедровый —> кедровый текстовый —> текстовой
3. Намечена тенденция к различительной роли ударения в грамматике: петля —> петля угля —> угля
4. Сохраняются варианты, получившие определенную специализацию: баржа —> баржа кета —> кета
5. Многие акцентные варианты закрепились за особыми словосочетаниями
(фразеологическими оборотами): со дня на день без году неделя
6. В двусложных (иногда трехсложных) словах прогрессивным считается ударение на последнем слоге слова: нужда, лыжня, фольга, удить, умалить, приструнить, близки, верны и т. п.
7. Наблюдается и регрессивное ударение (в 2-3-х сложных словах): отсвет, прикус, каталог, дождались, перепродана и др.
8. В многосложных словах русское ударение стремится к закреплению на срединном слоге, что объясняется удобством произношения: эпилепсия, ветеринария, кулинария, болотистый, крахмалистый, наваристый и др.
9. При затруднении выбора правильного акцента в слове необходимо обратиться к словарям и справочникам, типа:
Словарь — справочники «Трудности словоупотребления»
Словарь СИ. Ожегова
Академические словари (Малый и Большой)
Словарь трудностей русского языка и другие
Однако следует отметить, что словари часто не поспевают за темпом жизни и не все спорные факты находят в них отражение. Иногда вызывает недоумение искусственный характер запрещения акцентного выделения слогов в слове, например: «запрет ударения звонит носит явно искусственный характер», — полагает В. А. Редькин.
Запрещения словарей малоэффективны. Одна из основных причин перемещения ударения в словах — это удобство произношения. Например, орфоэпическим словарем категорически запрещается произносить мускулистый, надо — мускулистый. Такое запрещение, на наш взгляд, малоэффективно.
Поэтому в словаре-справочнике «Трудности словоупотребления», наряду с традиционным и предпочтительным ударением мускулистый в качестве допустимого варианта приводится и мускулистый.
10. Необходимо знать общие закономерности русского ударения и основные направления его развития.
(Перемещение ударения в современном русском языке с последнего слога на первый слог) Например:
(Историческое перемещение ударения ближе к концу слова, особенно в двусложных словах) Например:
РАЗНОБОЙ В УДАРЕНИИ
4-х и 5-ти сложные слова а)греческая модель (с ударением на — ия) индустрия, металлургия.
б)допускается и латинская модель (с уда рением на предпоследний слог) кулинария, индустрия, академия.
в) но магия, гвардия, студия, химия, ария- 3-ех сложные слова.
В словаре Даля — ударение на 1-ом слоге. В словаре Ушакова — колебание ударения. В современных словарях — ударение на 2-ом (последнем) слоге.
Петля — петли — петле — в ед. ч. , но петли — петель — петлями — во мн. ч.
(Перемещение ударения с конца слова на начало)
Краткие причастия (ж. р. ): Продана—> продана
НЕУСТОЙЧИВОЕ (ВАРИАНТНОЕ) УДАРЕНИЕ
ПРОГРЕССИВНОЕ а)перемещение ударения на суффикс или флексию. Например:
Возрастный —> возрастной Громовый—> громовой Дневный—> дневной б)перемещение ударения у кратких форм прилагательных множественного числа на окончание.
(Перемещение ударения на последний слог) (Перемещение ударения с конца слова на середину с целью
Например: установления равновесия)
Бомбардировать —> бомбардировать Например:
Премировать —> премировать Блокировать—> блокировать
Нормировать —> нормировать Буксировать—> буксировать
(неудобно произносить) Удобнее произносить аккомпанировать, а не аккомпанировать.
Видео:Сергей Игнатенко. Запретная история Сибири - 4. Освоение Сибири в 19-ом веке.Скачать
Из русского ударения
Видео:УДАРЕНИЯ в русском языке. ПРОВЕРЬ СЕБЯ!Скачать
академик Андрей Анатольевич Зализняк
Лекция прочитана 17 февраля 2014 года в школе «Муми-тролль».
Благодарим Андрея Анатольевича Зализняка и школу «Муми-тролль»
за предоставленную расшифровку лекции.
А. А. Зализняк: Эта лекция была названа «Из русского ударения», и я уже получил некоторый недоуменный вопрос, почему такое странное название. На самом деле всё легко объясняется.
Почему «из», а не просто «русское ударение»?
Совершенно ясно, что такую громадную тему, как русское ударение, пытаться как-то втиснуть в одно занятие было бы просто бессмысленно. Вам будет предложено несколько сюжетов, связанных с этой большой проблемой, которые могут быть для вас интересны. Поэтому «из». А что касается вопроса, можно ли говорить, что что-то бывает «из русского ударения», то, с моей точки зрения, можно, хотя и непривычно. Мы же говорим, что можно что-то рассказать из русской морфологии, из русского синтаксиса или из русской фонетики, и это не редкость. А ударение, на самом деле, находится в том же ряду. Разница лишь в том, что оно гораздо менее изучено и менее известно, оно в гораздо меньшей степени входит в состав изучаемого в школе.
В школе ведь никто специально ударением не занимается, такой темы практически нет. Существует фонетика, морфология и синтаксис, и как-то само собой предполагается, что языку присуще ударение, которое нет особой необходимости изучать каким-то научным способом. Но на самом деле это совсем не так. Русское ударение — чрезвычайно сложная система, намного более сложная, чем русская морфология. Остается удивляться, как люди вообще решают столь сложную задачу, как правильно ставить ударение в каждом русском слове, в каждой форме слова.
Так каким же образом мы, носители русского языка, справляемся с этой сложностью? На первый взгляд ответ состоит в том, что мы просто запомнили когда-то в своей жизни каждую форму каждого слова, которое мы знаем, сразу с готовым ударением. Если взять хороший словарь и посчитать все словоформы, которые за ним стоят, получится что-то около 3 миллионов таких единиц, которые мы якобы помним с готовыми ударениями. Конечно, эта идея верна для самых частых слов, которые мы употребляем. Но довольно легко убедиться, что не для всех.
Существует довольно много слов, которые несомненно принадлежат русскому языку, но про которые значительная часть его носителей еще никогда не слышала. Это, во-первых, специальные слова, во-вторых, слова каких-то отдельных местностей, в-третьих, разного рода редкостные понятия и тому подобное. Но мы однако же с ними тоже как-то обходимся. Например, я могу вам сейчас какие-нибудь такие слова предложить, и необязательно даже иностранные. Скажем, такое народное слово десятерни́к, допустим. Не думаю, что кто-нибудь из вас когда-нибудь имел с этим словом дело. Однако же, если я вас спрошу, как будет два таких предмета, что вы скажете?
А. А. Зализняк: Смотрите-ка, ударение у вас сменилось: уже не десятерни́к, а десятерника́. Значит, вы уже знаете ударение в форме десятерника́, в слове, которое вы десять секунд назад впервые услышали. И таких примеров можно приводить сколько угодно.
Тем самым довод, что вы просто помните ударение каждого русского слова, отпадает. Ясно, что, помимо чистой памяти, существуют какие-то закономерности, и, вероятно, довольно многочисленные, и, возможно, довольно сложные. Они сидят в мозгу каждого носителя русского языка и позволяют работать с ударением, в частности в той зоне, с которой человек еще никогда не соприкасался. Причем заметьте, в примере, который я вам приводил, ударение сменилось: было — на -ник, а в форме, которую вы построили, — на -а. И однако же вы все согласились, что этот десятерни́к (а это термин ткацкого производства, обозначающий некий особый вид холста) будет изменяться на десятерника́, десятернико́м, десять десятернико́в и так далее.
Этой иллюстрации достаточно, чтобы понять, что какие-то правила существуют. Другое дело, что про них ничего не написано в учебнике. И кое-что из этого я постараюсь вам рассказать.
Почему так сложно устроено русское ударение? Есть ведь языки, где нет никаких особых проблем. Скажем, французы вообще не знают, что такое проблема ударения. Мы, русские, говорим, что во французском языке ударение всегда на последнем слоге, а сами французы вообще это утверждение не понимают, потому что для них каждое слово существует в некотором своем естественном виде и всё. Это русский человек слышит там ударение на последнем слоге, а французам совершенно всё равно, во французском учебнике нигде не говорится, что во французском языке ударение падает на последний слог. Для них нет этой проблемы. Слово автоматически имеет некоторое усиление в конце, и это не является предметом никакого специального рассмотрения.
Есть много языков, где ударение управляется достаточно простыми правилами: скажем, значительная часть языков мира имеет ударение всегда (или почти всегда) на последнем слоге. Как, например, турецкий или татарский. Значительная число языков имеет всегда ударение на первом слоге, как, например, чешский или латышский. Есть некоторые более изысканные случаи: польский язык почти всегда имеет ударение на предпоследнем слоге. Но во всех этих случаях, опять-таки, ударение для всего языка описывается одной фразой, и больше этим можно не заниматься.
Не так в русском языке. Тут масса проблем. Ударение может быть разным в разных формах слова: голова́ — го́лову — голо́в — голова́ми. В длиннющем слове оно может стоять где-нибудь в самом конце — например, перераспределено́. Русский человек без труда произносит длинную последовательность слогов, где ударение будет только в конце. Или наоборот: я очень люблю такое рекордное русское слово вы́кристаллизовавшиеся. Совершенно правильное русское слово с начальным ударением. Можно посчитать, сколько в нем слогов и убедиться, что вы в состоянии это произнести. Разве что чуть-чуть язык иногда споткнется. И, конечно, существует масса слов с банальным ударением посреди слова.
Каким же образом так получилось, что русский язык в этом отношении являет собой такую сложность?
Ответ оказывается вот каким. Дело в том, что, как вы уже знаете из всех прежних лекций, языки меняются. Всякий язык имеет свою историю, всякий аспект языка со временем в большей или меньшей степени изменяется. Изменяется, в частности, и система ударения. И может быть так, что одна система ударения на протяжении истории языка сменяется некоторой другой системой. Такие изменения произошли, например, в истории латыни. Процесс этот никогда не происходит быстро: он может растянуться, скажем, на тысячу лет или на еще больший срок. А иногда может идти и чуть побыстрее, скажем лет триста. Но сроки всегда будут именно такого порядка.
И вот именно такой оказалась в этом отношении история русского языка: была некоторая достаточно стройная и последовательная древняя система, которую можно описать совсем быстро. Она существовала в русском языке примерно лет восемьсот назад. А наоборот, через какое-то количество веков — тут я не берусь судить, это могут быть и тысячелетия — русский язык должен прийти к другой системе ударения. И мы сейчас находимся на среднем участке этого пути. А все средние этапы смены одной системы на другую всегда представляют собой чрезвычайно сложную картину. Потому что происходит борьба старой системы, старых правил, с зарождающимися новыми правилами. И в массе случаев эти правила старой и новой систем приходят в конфликт друг с другом, который решается рано или поздно победой нового правила.
Но вопрос в том — рано или поздно. Может оказаться, например, что в системе глагола уже в значительной степени продвинулись новые правила, а в системе имени существительного они еще отстают, или наоборот. И вот уже получается картина, где единого правила нет.
Современное русское ударение описывается именно по такой схеме. Это система ударения переходного типа, между некоторой стройной системой, которая была в древнерусском, и некоторой системой будущего, которую пока что мы, естественно, не знаем. Мы можем только, как лингвисты, предугадывать какие-то ее черты, потому что она будет еще нескоро. Сейчас русским языком пройдено, вероятно, не более трети или четверти пути. То есть мы еще довольно близки к старой системе, хотя уже очень многое в ней сломалось. И вот за счет того, что сломано в старой системе, и возникла та самая сложность ударения, которая наблюдается сейчас в русском языке.
Собственно говоря, я и собираюсь показать вам несколько маленьких звеньев, где происходит этот тип борьбы — между старыми правилами и новыми. С происходящей отсюда неполной последовательностью и, главное, неустойчивостью.
Каждый из нас знает, что существует довольно слов, где можно услышать разное ударение. Люди могут спорить друг с другом, как надо сказать. Простой пример: про́дал или прода́л? Тут нормативные источники признают примерно равное право на существование и того, и другого ударения. Существует масса других случаев, когда на разные ударения навешиваются гораздо более сильные, в том числе эмоциональные оценки. Например: на́чал и нача́л. Одно из них является литературной нормой, а другое вызывает очень сильные эмоции по отношению к человеку, который скажет нача́л.
Мне предстоит показать вам маленькие фрагменты русской языковой системы, касающиеся лишь какого-то класса слов, где происходит такая борьба, чтобы посмотреть, как она реализуется и что из этого реально получается для нашего с вами современного языка.
В качестве начальной точки для обычных русских слов нужно брать то состояние, которое было в древнерусском и которое описывается достаточно просто. А для слов не русского происхождения, а заимствованных первоначальной точкой можно считать ударение того языка, откуда оно заимствовано. У нас ведь очень много таких слов в русском языке, и тут как раз часто возникает проблема ударения. Как правильно: э́кскурс, допустим, или экску́рс? Ко́нкурс или конку́рс и так далее. В словарях вы найдете десятки, если не сотни примеров такого рода.
Об этом полезно поговорить чуть больше, потому что существует такое упрощенное представление, что для всех таких слов правильное ударение — то, что было в языке, из которого слово взято. И что можно даже гордиться, если вы вдруг узнали, что в том языке именно такое ударение, а всех остальных порицать за то, что они ударяют иначе.
Заранее скажу, что эта точка зрения не проходит. Неверно, что русский язык стремится сохранить ударение того языка, откуда слово заимствовано. Верно то, что когда слово впервые попадает в язык, оно, действительно, обычно попадает с тем же ударением, которое было в языке-источнике. Но очень часто русский язык довольно быстро ломает это и подгоняет слово под некоторые русские представления о том, как лучше. И ударение меняется.
Поэтому сначала я кое-что расскажу именно о заимствованных словах, где проще понять, что представляет собой начальная точка. Начальная точка есть ударение соответствующего языка-источника.
И вот обнаруживается, что, во-первых, в русском языке, действительно, существует довольно большое количество слов, где ударение совпадает с языком-источником, — это естественно. Так, заимствования из восточных языков обычно и сейчас выглядят так же, как они выглядели там, — с ударением на последнем слоге. Ограничусь для начала двусложными существительными мужского рода. Таких слов очень много: алма́з, кефи́р и так далее. Ударение в языках-источниках в большинстве случаев на последнем слоге, и оно там же уже и по-русски.
Однако важно то, что в ряде случаев точно так же выглядят слова, заимствованные совсем из других языков, скажем таких, как немецкий или английский, где нормальное ударение — другое. И тем не менее по-русски они будут выглядеть так же, как восточные заимствования. Например, вы прекрасно понимаете, что в английском слове football ударение, конечно, на первом слоге. Но кому-нибудь из нас придет в голову сейчас называть футбо́л фу́тболом? Хотя русский язык прекрасно позволяет это произнести. Тем не менее это, конечно, совершенно устойчиво будет футбо́л. Или какое-нибудь английское же слово sportsman. Как оно будет по-русски?
А. А. Зализняк: Спортсме́н — ударение сменилось! Или какое-нибудь немецкое слово Mundstüсk. Что это такое по-русски?
А. А. Зализняк: Да. И как от него будет родительный падеж?
А. А. Зализняк: Ну вот, смотрите, совершенно всё не так, как в немецком языке. И такого рода смену ударения вы находите в десятках, если не сотнях случаев. Оказывается, что русский язык имеет собственные внутренние механизмы того, как лучше всего акцентуировать слово такой структуры. А именно, двусложные существительные мужского рода (с трехсложными будет немножко другая проблема) нормально тяготеют к тому, чтобы иметь ударение на втором слоге независимо от того, как это было в языке-источнике.
Тут опять-таки возможна ситуация, о которой мы уже говорили. Часто находится такой «знаток», который, допустим, познакомился немножко с английским языком и открыл для себя, что мы «неправильно» говорим Шекспи́р, а что на самом деле он был Ше́йкспир. И он может начать проповедовать окружающим, что, дескать, перестаньте говорить неправильно, а говорите правильно: Ше́йкспир! Вы сами понимаете, что успеха он иметь не будет. По-русски Шекспи́р уже стало словом русского языка, нисколько не меньше принадлежащим к фонду русской лексики, чем какие-нибудь нарицательные, как тот же футбол или спортсмен. Ударение сменилось.
При этом оказывается, однако, что правило, которое я вам предложил, — что в русском языке двусложные заимствованные существительные будут иметь ударение на последнем слоге, — не абсолютно. Если поискать, обнаруживается некоторое количество слов, которые ведут себя иначе.
Иногда бывало даже так, что какие-то слова меняли ударение, так сказать, на глазах наблюдателей, за последние примерно двести лет. И не всегда это была смена в сторону того простого правила, которое я вам предложил в качестве первого. Есть некоторое количество случаев, когда произошло обратное изменение. Первоначально слово уже имело ударение, типичное для русского языка, а его сменило не самое типичное. Скажем, было устойчивое симво́л. Было устойчивое принци́п. Принци́п встречается еще у писателей второй половины XIX в. И вот ударение сменилось на си́мвол и при́нцип.
И си́мвол, и при́нцип имеют ударение, устроенное не по предложенному выше правилу, а иначе. Больше того, если внимательно посмотреть по словарю заимствованные двусложные существительные мужского рода, то среди них окажется довольно много как раз с ударением на первом слоге, вопреки основному правилу.
Пример из числа совсем недавних изменений: еще в словарях первой половины ХХ в. фиксировалось ударение паспо́рт. Вам это кажется странным, сейчас не может быть такого. Тем не менее и в стихах того времени, и в записях с ударением, и в словарях зафиксировано такое ударение. А ударение па́спорт победило буквально за последние лет семьдесят.
Еще пример: не очень старые словари, тоже начала или середины ХХ в., фиксируют ударение конку́рс. Это ударение очень легко объясняется, поскольку слово заимствовано из французского, где оно действительно звучит concours с ударением для русского уха на последнем слоге. Заметьте, с ко́нкурсом это произошло окончательно; конку́рс вас уже удивляет.
А вот слово э́кскурс находится в том самом колеблющемся состоянии, которое слово ко́нкурс уже прошло. Оно некоторое время поколебалось, и ударение ко́нкурс полностью победило. Настолько, что, как я вижу, вы с трудом верите, что существовало конку́рс. А экску́рс на наших глазах переходит к новому ударению: э́кскурс, но оно еще не победило.
И наконец, еще один очень похожий пример, где новое ударение не только не победило, но и свирепо осуждается словарями. Это слово эксперт. Вы часто слышите его с ударением э́ксперт, которое имеет в нормативных словарях пометы «неправильно», «не следует». Тем не менее совершенно ясно, что с ним происходит ровно то же самое, что с конкурсом и экскурсом, только оно еще на одну фазу отстало в этом движении. Ко́нкурс прошел уже весь путь, э́кскурс — на полпути, а э́ксперт еще только пытается свои права завоевать.
Во всех этих случаях, заметьте, имеет место движение, обратное тому, о котором я сказал вначале, — движение к тому, чтобы двусложное слово получило ударение на первом слоге. А вот попытка понять, почему в русском языке тенденция именно такова, приводит к выводу, что главной здесь является фонетическая форма конца слова.
Если конец слова воспринимается русским ухом, как что-то несколько похожее на суффикс (хотя как настоящий суффикс оно функционировать не может, смысла его мы не чувствуем; оно, так сказать, суффиксообразно по форме), то такое слово будет проявлять тенденцию иметь ударение на первом слоге, а не на втором. Например, если слово кончается на -ис, то все такие слова уже будут выглядеть, как те́зис, фа́зис, ба́зис и так далее. С таким ударением за счет того, что в этих словах как бы можно выделить элемент -ис.
То же самое происходит со словами, которые кончаются на -ус. Для тех, что заимствованы из латыни, это латинское окончание. В каком-нибудь слове глобус (латинское globus) -ус первоначально было окончанием, но для русского языка это не окончание, слово глобус уже не делится на части. Тем не менее это -ус создает эффект того, что на более техническом языке может быть названо субморфом. Это нечто внешне похожее на отдельную морфему, но не являющееся полноценным носителем смысла.
Точно так же устроено, например, слово полюс. И в любом слове на -ус это -ус будет безударным. Больше того! Это -ус за собой потянет еще и некоторые слова совсем уж не из этого ряда, а только немножко похожие. Вот слово арбуз. Хотя нормативные словари опять-таки это строго запрещают, и, действительно, звучит для нашего уха безобразно, тем не менее бывает, что арбу́з называют а́рбуз. На рынке вы вполне можете это услышать. Это совершенно тот же самый эффект.
Таким образом, слова на -ус, -ис, -ер и на сочетания типа -кс, -рт (кодекс, конкурс, экскурс, эксперт и т. д.) ведут себя так, как если бы у них вторая часть была суффиксом и должна была быть безударной.
Вы видите, что в русском языке ударение образует очень сложную картину. Даже вот в этой маленькой части, которую я вам показал, действует не одно правило, а два.
Первое — для слов, которые не делятся на две части описанного типа и которым словари предписывают ударение на второй слог (футбол, спортсмен). Заметьте, что слово спортсмен тоже делится на две части, но обе части в нем — смысловые, а не суффиксальные, и поэтому оно тоже попадает в основную группу. Точно так же, например, бифште́кс, хотя это слово и кончается на -кс. Но это -кс (или -екс) не выглядит как суффикс: вторая часть -штекс воспринимается как нечто отдельное и цельное, у нас есть ощущение, что это -штекс несет какую-то существенную часть смысла, хотя мы и не знаем, что это такое. Здесь, как видите, играют роль такого рода интуитивные ощущения. Однако в вопросе о том, что случится с ударением, как раз они могут быть решающими.
Второе правило — для слов с суффиксоподобными окончаниями, где ударение будет оттесняться на первый слог. Так, та́нгенс, э́ллипс, би́цепс и т. п. последовательно ведут себя в соответствии с этим правилом. Хотя по основному правилу должны были бы быть танге́нсами и бице́псами.
А далее оказывается, что если мы возьмем трехсложные слова, то картина снова меняется. Вмешивается еще признак количества слогов. Для сходных по структуре слов, но удлиненных на один слог, действует основное правило для заимствованных слов, то есть правило о том, что ударение нормально должно быть на последнем слоге.
Есть такая сфера, в которой описанные правила работают удивительно чисто: это названия, в частности, германских, шведских, голландских городов и соответствующие фамилии (как и сходные названия и фамилии уже в России). Часть из них двусложные, часть — трехсложные.
И вот, сравните: Стра́сбург, Ма́рбург, Я́мбург, но Петербу́рг, Оренбу́рг, Вюртембе́рг. Го́тланд, но Таила́нд. При́нстон, но Вашингто́н. Ло́тман, но Эйдельма́н. Ка́рлсон, На́дсон, но Якобсо́н, Мендельсо́н. И все эти ударения вполне устойчивы.
Тут правда, уместно маленькое отступление про нынешних новых покорителей земного шара, которые говорят, например, Уо́шингтон. Более того, считают, что именно так по-русски и надо говорить: Уо́шингтон. Это в точности та же проблема, что и с Ше́йкспиром. Можно ли считать, что Уо́шингтон — более правильная русская форма названия этого города?
Тут противостоят друг другу две тенденции, причем за обеими стоят, вообще говоря, солидные люди. Одну можно условно назвать руссконаправленной, а другую иностраннонаправленной. Руссконаправленная тенденция дает Вашингто́н с русифицированным ударением и с русифицированными фонемами: с начальным [в], а не [у]. А иностраннонаправленная тенденция дает Уо́шингтон. При этой тенденции город Падуя будут называть словом Па́дова, город Флоренция — словом Фиренце (или Фиренца), поэта Гейне — словом Хайне, и так далее; примеров можно привести много.
За этими тенденциями стоят две совершенно разные группы людей. Иностраннонаправленная тенденция свойственна в основном активному новому поколению, которое ездит по всему земному шару, быстро знакомится с английским языком, иногда и с другими языками, с которыми раньше эти люди, конечно, не соприкасались. В большинстве своем они, честно говоря, имеют мало отношения к традиционной русской культуре и к хорошей русской традиции. И очень часто эти люди не представляют себе, что слово, которое они для себя с восхищением открыли, уже известно в русской традиции их предкам в течение целых веков.
Вот история, которая в этом отношении показательна. Некая дама, уже давно живущая за границей, рассказывает о себе, что она живет в Ме́льбурне, а ее московская собеседница немножко удивленно спрашивает: «Да. Вы так говорите? А мы говорим Мельбу́рн». На что дама отвечает необычайно искренне и просто: «Да, видите ли, дело в том, что я до того, как туда попала, никогда о таком городе и не слыхивала! Поэтому я, конечно, говорю так, как там говорят!».
Это очень прототипическая ситуация, показывающая, откуда возникают эти Ме́льбурн, Си́дней, которые сейчас можно услышать в большом количестве от людей, соприкоснувшихся с этими названиями впервые после того, как открылись границы.
Напротив, противоположная, руссконаправленная тенденция — это тенденция старой интеллигенции, литературных, театральных, искусствоведческих кругов и т. п. Это люди, более тесно связанные с исторической русской культурой, которые понимают, скажем, что Шекспир не ими впервые прочтен, а уже вообще-то достаточно известен в русской литературе именно под таким именованием.
Любопытным образом с иностраннонаправленной тенденцией оказываются связаны не только, например, бизнесмены, реализующие ее в чисто практических целях во время поездок и не более того, но и составители географических карт и энциклопедий. Казалось бы, они располагаются на прямо противоположном полюсе шкалы интересов, и тем не менее они, например, с огромным удовлетворением ставят ударение в статье про изобретателя книгопечатания: Гу́тенберг.
Мне приходилось непосредственно иметь дело с носителями этой идеологии в одной очень изысканной аудитории твердо верующих, что они достигают тем самым научного ударения в отличие от господствующего кругом уличного ударения, когда безобразно говорят Гутенбе́рг.
В действительности всё совершенно не так. Вы прекрасно понимаете, что если эту тенденция довести до конца, то есть до абсурда, то будет не Рим, а Рома, не Париж, а Пари, не Цицерон, а Ки́керо. До этого, правда, еще ни один составитель энциклопедии не дошел. Но с рядом чуть менее знаменитых имен это всё время случается. Например, столица Швеции, как мы понимаем, по-русски называется Стокго́льм. Но с точки зрения этой концепции, правильное, «научное» название, будет, во-первых, с другим ударением — Сто́кгольм, — а, во-вторых, еще лучше — Сто́кхольм или даже Сто́кхолм.
В действительности же это означает разрыв русской культурной традиции. Потому что кто будет говорить Сто́кхолм? Да тот самый человек, который впервые узнал об этом городе, оказавшись в нем. Судьба его туда занесла, он там живет и говорит Сто́кхолм, как все вокруг. Потому что он никак не соприкоснулся с той частью русской культуры, которая с этим Стокго́льмом уже многие века имеет культурную связь. И предлагать такое в энциклопедии — значит приглашать людей, причастных к русской культурной традиции, перейти на позицию невежд, которые никогда этого ничего не слышали.
Ну, я немножко увлекся несколько посторонним сюжетом — просто это уж очень живая тема.
Теперь резюмирую этот первый фрагмент, касающийся иностранных слов.
Слова иностранного происхождения, попадая в русский язык, нормально русифицируются в отношении ударения, подчиняясь некоторой группе правил, из которых я привел только три: касающиеся слов типа футбо́л, типа па́спорт и типа Гутенбе́рг. В действительности, чтобы покрыть всю совокупность иностранных слов, таких правил надо знать гораздо больше. Так, есть группа правил, касающихся слов женского рода, есть правила, касающиеся относительно длинных слов, и т. д. Я попытался вам показать, как примерно выглядят те частные события с ударением, которые происходят в этой области.
Теперь перейду к более трудному: к собственно русским словам.
Стартовая позиция тут должна быть описана более сложным способом. Я должен вам что-то сказать о том, как была устроена та красивая, та похвально устроенная древнерусская система, от которой мы будем отсчитывать, грубо говоря, разные виды порчи, приведшие к современному состоянию.
Основные принципы того, как строилось ударение в древнерусском языке (и вообще в славянских языках) были открыты совсем недавно, всего лишь несколько десятилетий назад. Это открытие связано с тремя крупными именами: норвежского слависта Христиана Станга, замечательного, великого, увы, покойного нашего соотечественника Владислава Марковича Иллич-Свитыча и ныне здравствующего Владимира Антоновича Дыбо.
Основная идея, которая позволила действительно понять простую схематику ударения в русском языке 800–1000-летней давности, состоит в том, что каждая морфема русского языка той стадии (напомню, морфема — это общее понятие для корня, суффикса, окончания и приставки) имела некоторое постоянное акцентное свойство, т. е. принадлежала к одной из двух (с подразделением — трех) акцентных категорий.
Две крупные категории — это, так сказать, сильные морфемы и слабые морфемы. Сильные и слабые в смысле ударения. В самом общем смысле, очень неточном, но зато психологически понятном, сильные морфемы притягивали к себе ударение, а слабые морфемы, наоборот, нормально должны были быть безударными. Далее, сильные морфемы еще подразделялись на две группы: морфемы, которые притягивали ударения прямо на себя, и морфемы, которые притягивали ударение на своего правого соседа. Первые могут быть названы самоударными, вторые — правоударными.
И вот, всё величайшее множество слов и словоформ русского языка в смысле ударения управлялось одним простым правилом, а именно: ударение привязано к первой, т. е. к самой левой сильной морфеме. Если она самоударная, то ударение падало прямо на нее, если правоударная, то ударение в нормальном случае падало на следующий слог. Если же в словоформе ни одной сильной морфемы нет, то ударение падало на первый слог. Вот и всё правило.
Конечно, из этого следует, что должен был, вообще говоря, существовать некоторый список, где про каждую морфему указано, какая из них сильная, какая слабая. На самом деле это просто постоянное свойство морфемы, по своему статусу такое же, как ее фонемный состав.
Примеры: Морфема снег (или морфема дом) была минусовой, слабой. Морфема стол была сильной правоударной. Морфема мак была сильной самоударной.
Что же будет происходить, если начать эти морфемы вставлять в какие-нибудь словоформы?
Возьмем простейшее сочетание — предлог на плюс это слово: на мак, на стол, на дом. Тут надо, конечно, знать, какое акцентное свойство было у на. Так вот: все предлоги имели минусовое свойство, или минусовую маркировку, как говорят на более техническом языке. Следовательно, сочетание на плюс мак давало – +. Так какое было ударение? Как Вы слышите? На ма́к, совершенно верно. Со следующим словом стол — такая же комбинация. Значит, где ударение?
А. А. Зализняк: На сто́л, и до сих пор тут именно такое ударение. И, наконец, последний случай: на плюс дом.
А. А. Зализняк: На́ дом, два минуса, ударение падает на первый слог. Теперь другой пример. Присоединим к этим же словам справа морфему -ов- (прилагательное на -овый) и морфему -ый. Надо, опять-таки, знать, какие акцентные свойства у этого -ов- и у этого -ый. Ответ такой: -ов- — это минус, а -ый — это плюс. Давайте тогда посмотрим, как строится словоформа мак-ов-ый?
А. А. Зализняк: Правильно, ма́ковый, совершенно верно. Тут два плюса: плюс на мак- и плюс на -ый, но ударение на первом плюсе — ма́ковый. Следующее: стол-ов-ый. Где ударение?
А. А. Зализняк: Почему?
Из зала: Потому что стол- правоударный.
А. А. Зализняк: Да, потому что стол- правоударный. И последнее: дом-ов-ый.
А. А.Зализняк: Так домо́вый или домо́вый? Я слышу оба ответа. Я вас спрашиваю, что будет по схематике ударения, а некоторые из вас отвечают, как вы сейчас это слово знаете.
Заметьте, что сейчас есть оба слова. Есть слово домово́й, есть слово домо́вый. У них разное значение: домово́й — это такое существительное, уже практически исчезнувшее, а домо́вый — например, бывает домо́вая книга. Так вот про них вы как раз прекрасно можете ответить мне на вопрос, какое из этих двух ударений старое, а какое новое.
Из зала: Домово́й — старое. Домо́вый — новое.
А. А. Зализняк: Правильно, домо́вый — новое. В древнерусском языке не было ударения домо́вый, оно возникло в ходе той самой порчи языка, о которой я всё время вам говорю. Ударение изменилось, и стала домо́вая книга, а если бы домоуправления существовали в XII веке, то она была бы домова́я.
Вот такая схематика, которую я вам объяснил за несколько минут, покрывала всю совокупность ударений древнерусского языка. От нее, повторяю, довольно много осталось в современном языке. Хотя бы наш пример: есть домово́й, есть и домо́вый. Если подсчитать по некоторой показательной совокупности текстов, то примерно 80% точек ударения совпадут с древностью, и 20% окажутся новыми. Нечто похожее мы видим и в тех примерах, которые я привел.
Вот в двух словах устройство ударения в древнерусском языке.
Необходимо еще одно маленькое замечание. В древнерусском были по сравнению с современным языком некоторые «лишние» гласные. А именно гласные, которые записывались в виде букв, которые мы сейчас называем «твердый знак» и «мягкий знак», а в древности назывались «ер» и «ерь». В древности они были гласными. Так что, например, дом был не односложной словоформой, а двусложной: дом-ъ, с окончанем «ер». Аналогично пять голов — это древнее пять голов-ъ: не два слога, а три. И эта гласная «ер» точно так же могла нести ударение, как и все остальные. Но поскольку ей потом в истории русского языка пришлось исчезнуть, то ударение должно было куда-то деться. И оно девалось всегда очень просто: оно уходило на слог влево. Поэтому если раньше форма была головъ́ (пять головъ́), то после того, как этот последний звук исчез, получилось голо́в.
Я прямо сразу приведу вам пример, который нам вскоре понадобится: слово десять. Оно было существительным, т. е. тем, что сейчас десятка или десяток. Это нам важно. Поэтому десять лошадей — это была такая же конструкция, как если бы мы сейчас сказали десятка лошадей или десяток лошадей. Тем самым у слова десять были и формы множественного числа. В частности, была форма родительного падежа множественного числа, т. е. то, что сейчас по смыслу было бы десятков. Она была такова: минусовая морфема десят- и окончание родительного падежа множественного числа -ъ — плюсовое. Значит, как выглядела форма родительного падежа множественного числа от слова десять после исчезновения «ера»? Маленькая задача.
А. А. Зализняк: Деся́т, совершенно верно! Твердое деся́т. У слова десять родительный падеж множественного числа был деся́т. Я думаю, вы уже догадываетесь, куда ведет это деся́т. Вот мы сейчас этим и займемся.
Давайте я сейчас напишу вам последовательность хорошо знакомых слов: пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.
Пожалуйста, вам всем предлагается посклонять эти слова, поприбавлять к ним предлоги спереди и посмотреть, все ли эти слова совершенно одинаково себя ведут в отношении ударения, или же есть какие-нибудь различия. Маленькая задача.
Давайте попробуем с предлогом на. Как они себя ведут?
Из зала: На́ пять, на́ шесть, на́ семь, на во́семь, на́ восемь, на де́вять, на де́сять.
А. А. Зализняк: На́ восемь или на во́семь? Кто за на́ восемь?
(Поднимается незначительное число рук.)
А. А. Зализняк: Так, а кто за на во́семь?
(Рук существенно больше.)
А. А. Зализняк: Вот это да! Вот это движение русского языка! Ну, значит, мы находимся перед лицом такого замечательного факта. Хорошо, то же самое: на́ семь или на се́мь?
А. А. Зализняк: Хорошо, девять?
Из зала: На де́вять! На́ девять!
А. А. Зализняк: Кто за на́ девять?
Из зала: На́ десять! На де́сять.
А. А. Зализняк: С десятью даже больше, чем с девятью. Замечательно! Вы сейчас дали мне очень большую информацию, буду теперь больше знать про то поколение, которое вы собой представляете. Ну, хорошо, на всякий случай я спрошу: на́ пять — можно?
Из зала: Можно. На́ пять. На пя́ть.
А. А. Зализняк: Кто предпочитает на пя́ть?
А. А. Зализняк: Спасибо, всё ясно. Выясняется, что все эти переносы ударения в числительных, в одних случаях больше, в других случаях меньше, в вашем поколении исчезают. Вы с огромным преимуществом голосуете за формы без всяких переносов. Для вас естественно ничего не переносить.
Теперь маленький вопрос: какое из двух ударений: скажем, на́ пять и на пя́ть — старое, а какое новое?
Из зала: На́ пять — старое.
А. А. Зализняк: Всё правильно, совершенно верно. Итак, совершенно явно видно, что ваше поколение ушло далеко вперед от старой системы по сравнению с моим поколением.
Однако очень важно то, что оба ударения вы зафиксировали как мыслимые. Кто-то с одним соглашается, кто-то с другим, но оба они есть.
Теперь хочу проверить родительные падежи от всех числительных: без.
Из зала: без пяти́, без шести́, без семи́, без восьми́, без девяти́, без десяти́.
А. А. Зализняк: Разница есть?
А. А. Зализняк: Так, а творительный падеж от всех?
Из зала: пятью́, шестью́, семью́, восемью́, девятью́, десятью́.
А. А. Зализняк: Разница есть?
А. А.Зализняк: Разницы нет. Хорошо.
А теперь давайте возьмем числительные от пятнадцати до девятнадцати. Одинаково будет или не одинаково?
Из зала: Пятна́дцать, шестна́дцать, семна́дцать, восемна́дцать, девятна́дцать.
А. А. Зализняк: Одинаково?
А. А. Зализняк: Хорошо. Наша проверка показывает совершенную акцентную одинаковость всего ряда. А в древности было не так.
Сейчас я расставлю знаки при каждом числительном: пять (–), шесть (–), семь (+), восемь (+), девять (–), десять (–).
И вот я сейчас напишу, а вы, если хотите, угадывайте, из какого это языка: pêt, šêst, sédem, ósem, devêt, desêt.
Из зала: Словенский? Прочтите!
А. А. Зализняк: Ну, понимаете, я не могу вам воспроизвести настоящую музыкальную разницу. Знак ^ означает нисходящее ударение, знак ́ — восходящее ударение. Русскому уху это мало что говорит.
Но вы видите, как в словенском языке разница надстрочных знаков соответствует древней маркировке? Там поведение ударения не унифицировалось, а сохранились старые отличия. Плюс сохранился в виде восходящего ударения, а минус в виде нисходящего ударения. То есть это не выдумка, эти плюсы и минусы — вот, имеется такое прямое свидетельство из другой части славянского мира.
А теперь я вам даю трудную задачу: найдите в русском языке элементы сохранения старого различия. Видите, в словенском языке оно сохранилось очень хорошо: здесь — одна интонация, здесь — другая. Четкая разница плюсов и минусов.
Спасибо, что подняли руку, а не сразу крикнули.
Еще. уже две руки. Три руки — очень хорошо. Ну, пожалуйста.
Из зала: Пятьдеся́т, шестьдеся́т, се́мьдесят, во́семьдесят.
А. А. Зализняк: Совершенно правильно! Пять — ведь это минус, верно? А десят это минус на самом десят и плюс на твердом знаке («ере») в конце. Тем самым, это единственный плюс во всём слове пятьдесят. Пять — минус, десят — минус. И только «ер» имел плюс. Где ударение?
А. А. Зализняк: Пятьдеся́т.
Теперь семьдесят. Семь — плюс, десят — минус, «ер» — плюс. Ударение на первом плюсе.
Таким образом, се́мьдесят и во́семьдесят сохранили старое различие в этом ряду.
А семна́дцать и восемна́дцать это старое различие, увы, потеряли; было се́мнадцать и во́семнадцать, но уже в XVII в. это изменилось.
И заметьте, только русский язык сохранил се́мьдесят и во́семьдесят. Даже по-украински уже будет сiмдеся́т и вiсiмдеся́т, безо всякого различия внутри ряда. И во всех остальных славянских языках: болгарском, сербском, словенском — этот ряд десятков унифицируется. Из них из всех только русский сохранил это различие.
Ну вот, я вам привел иллюстрацию того, что происходило со старой системой. По старой системе минусы и плюсы должны были давать разницу. Во-первых, должно было быть так: на́ пять, на́ шесть, но на се́мь и на во́семь. Только так. И снова: на́ девять и на́ десять. Точно то же самое с любым другим предлогом. И точно так же должно было быть со словами пятна́дцать, шестна́дцать, но се́мнадцать, во́семнадцать, затем девятна́дцать. И точно так же, наконец, должно было быть пятьдеся́т, шестьдеся́т, се́мьдесят, во́семьдесят — в этом случае вам всё кажется очень естественным, правда? Как же иначе, когда мы так и говорим! И тем не менее это ровно тот остаток, это след той самой борьбы правил, которую я вам хочу продемонстрировать.
Что случилось? Система непоследовательна. По-русски уже семна́дцать, восемна́дцать ведут себя не так, как се́мьдесят, во́семьдесят. Се́мьдесят и во́семьдесят сохранили старое отличие от всего ряда, а семна́дцать и восемна́дцать не сохранили. Начнете описывать русский язык — не получится у вас здесь никакого последовательного правила! Почему? Потому что тут, действительно, есть очевидная, вопиющая непоследовательность: в одной части системы победило новое правило (семна́дцать, восемна́дцать); а в другой — не победило (се́мьдесят, во́семьдесят).
Поэтому пытаться для современного русского языка найти такое красивое правило, которое одним ударом вам ответит на всё, — бессмысленно. Тут будет два правила. В одном случае срабатывает одно, а в другом — другое. В этом и заключается та самая сложность комбинированных систем, когда язык находится в промежуточном состоянии между господством древнего правила и господством нового правила.
А что, собственно, здесь происходило, в чем новое правило? А новое правило состоит в том, чтобы весь ряд был одинаков. Чтобы, попросту говоря, семь и восемь уподобились своим соседям пять, шесть, девять и десять.
Это точно такое же уподобление, которое может случиться не только в отношении ударения, но и в фонемном составе слова. Скажем, девять, судя по другим индоевропейским языкам, в славянском первоначально было не девять, а невять, а д оно приобрело в силу уподобления своему соседу десять. Вспомните, как будет девять во всех других языках, которые вы знаете: neuf, neun, nine. Это слово начинается с н. Точно так же первоначально было и в славянском.
И такое же уподобление произошло в ряду числительных в отношении ударения. Это уподобление является как бы прототипом всего того, что в таких случаях и происходит. А именно, старое распределение из-за того, что бывали одни морфемы плюсовые, другие минусовые, было таково, что в одной и той же категории встречаются разные ударения. С одной стороны, ма́ковый, с другой стороны, столо́вый, с третьей стороны, домово́й, снегово́й и т. п. А новая тенденция состоит в том, что если уж есть прилагательные, например, с суффиксом -ив-ый, который раньше давал акцентное разнообразие, то теперь этого разнообразия больше не будет. Раньше было, например, незло́бивый, сейчас незлоби́вый. Раньше было пра́вдивый, а сейчас нам это кажется совершенно диким, не правда ли? Сейчас только правди́вый! Почему? Потому что весь ряд стал на -и́вый. Весь!
Но всё же не весь. Можете найти исключение?
А. А. Зализняк: Юро́дивый, и еще какой?
А. А. Зализняк: И ми́лостивый! Два слова. В точности такая же история, что с семьдесят и восемьдесят! Понимаете? Это ровно та же картина! Вообще говоря, всё движется к тому, чтобы появилось единство по новому правилу. Как единство ряда у числительных, так и единство у прилагательных на -ивый. Но что-то может остаться. Потому что мы еще не прошли свой тысячелетний или многотысячелетний путь, который окончательно приведет нас к милости́вый и юроди́вый. А юроди́вый уже встречается. Словари даже уже предупреждают: юроди́вый — неправильно. Но оно появляется — от стремления языка продвинуться еще на один шаг к тому новому правилу, по которому все слова на -ивый будут иметь единое ударение -и́вый.
Хорошо, а теперь давайте посмотрим первый слайд.
Невозможно | Допустимо устар. | Норма | Допустимо | Не рекомендуется | Неправильно | Грубо неправ. |
го́ворил | говори́л | |||||
по́мянул | помяну́л | |||||
со́брал | собра́л | |||||
при́дал | прида́л | |||||
про́пил и пропи́л | ||||||
про́дал | прода́л | |||||
при́был | прибы́л | |||||
у́был | убы́л | |||||
на́чал | нача́л |
Перед вами табличка, где сверху написаны слова из нормативного словаря. Это «Орфоэпический словарь русского языка»; я вам его очень рекомендую. Сейчас есть несколько орфоэпических словарей, я вам рекомендую тот, который под редакцией Рубена Ивановича Аванесова, и где интересующая нас часть принадлежит Наталье Александровне Еськовой, нашей совершенно замечательной современнице, специалисту по всем тем тонким свойствам русского языка, которыми мы с вами занимаемся.
Наталья Александровна разработала шкалу ярлыков, которыми снабжаются различные слова и формы в смысле того, как они относятся к современной норме. В центральной части таблицы — норма. Некоторые слова и словоформы имеют помету «допустимо устаревшее» (или «устаревающее»).
Ближе всего к норме стоит категория, обозначенная пометой «допустимо».
Следующая ослабленная форма — «не рекомендуется». Эта помета практически означает следующее: «Так говорят, но лучше бы не надо». Такое вот замечательное «не рекомендуется»: практически всё, что у Еськовой имеет эту помету, следует учитывать как реальный факт современного языка.
Следующее — это уже будет «неправильно» и, наконец, ужасающее «грубо неправильно».
Вот такая схема стилистических помет, которой снабжено огромное количество слов в этом словаре, и если вам интересно, хорошо ли вы произносите и как оценивается ваше собственное ударение или произношение, — загляните в этот словарь. Кое-что, возможно, вам польстит, а кое-что вас огорчит. Правда, в таких случаях вы, конечно, можете со своим молодежным задором сказать: «Это так у них было, а мы уже так говорим!». И, может быть, в каком-то смысле вы частично будете правы, но не всегда.
Итак, посмотрим, что здесь происходило.
Для иллюстрации я выбрал фрагмент с глаголами в прошедшем времени, где корень минусовый. Зачем надо брать корень минусовый? Затем, что тогда будет полная игра разных ударений с переходом на приставку, переходом на предлог и т. д., поскольку всё это происходит только при минусовом корне.
Во всех приведенных примерах (глаголы помянуть, говорить, дать, пить, быть, начать) корень минусовый. Глагольные приставки (кроме вы-) ведут себя совершенно так же, как предлоги, т. е. всегда имеют минус. Окончания прошедшего времени (кроме единств. числа женского рода) тоже минусовые.
Здесь вы видите два цвета: зеленый — это старое ударение, а красный — это новое ударение. Перед вами картина борьбы старого ударения с новым.
Возьмем пример: как было прошедшее время от слова говорить?
А. А. Зализняк: Очень правильно! Почему? Потому что го́вор — минус, и — минус, л — минус. Три минуса.
А как, кстати, было бы он проговорил?
Из зала: Он про́говорил.
А. А. Зализняк: Верно, про́говорил. А как было в древности он не проговорил?
Из зала: Не́ проговорил.
А. А. Зализняк: Не́ проговорил. А как было в древности и не проговорил?
Из зала: И ́ не проговорил.
А. А. Зализняк: Ну, смотрите, как вы замечательно реагируете. Правильно, совершенно правильно! Такое ударение было не только в про́говорил — действительно, есть за́говорил, при́говорил, о́тговорил и т. д.
А. А. Зализняк: И не́договорил, безусловно. Конечно, было не́договорил.
Из зала: А что-то от этого осталось?
А. А. Зализняк: Ничего от этого не осталось. В современном языке это всё уйдет в столбец невозможного.
Есть глагол помянуть, но сейчас никакого по́мянул быть не может, только помяну́л. Дальше идут примеры немножко ближе к тому, что вы можете допустить. Что получается, когда мы движемся сверху вниз? Сверху вниз — это демонстрация разных степеней продвижения борьбы старого с новым.
Первые три строчки — это полная победа нового. Верно? Следующая строчка — это чуть-чуть неполная победа нового: конечно, мы говорим прида́л, но, как нам говорит словарь, форма при́дал и сейчас возможна в качестве допустимого устаревающего (допустимого устаревшего). «Пожалуйста, разрешите вашему дедушке говорить так!» — примерно такая идея у такой записи.
Следующий этап — про́пил и пропи́л, которые по классификации Еськовой имеют полное равноправие. Можно и про́пил и пропи́л, про́дал и прода́л. Тут никаких коннотаций, специальных окрасок нет.
А нет, я неправильно сказал: про́пил и пропи́л — это совершенно одинаково, а вот прода́л здесь все-таки идет в рубрике «допустимо». Но она очень мало отличается от нормы; по классификации Еськовой это чуть-чуть меньше соответствует современному нормативному идеалу. Но практически это очень похоже.
Следующая пара — при́был и прибы́л. Для прибы́л стоит «не рекомендуется». При́был — это нормальное ударение, а прибы́л говорят, конечно, что вытекает из пометы «не рекомендуется», но словарь квалифицирует это как менее желательный вариант.
Следующее состояние — у́был и убы́л. Убы́л уже имеет помету «неправильно». Говорить убы́л не следует.
И, наконец, совершенно ужасающая вещь — это на́чал и нача́л, где для нача́л стоит помета «грубо неправильно».
Что всё это значит? Во всех приведенных случаях новая форма стремится победить: здесь (указывает на верхние три строки таблицы) она достигла этого, здесь (идет по строкам вниз) — наполовину, здесь не совсем достигла, здесь еще меньше достигла, здесь еще меньше, здесь пока еще находится в зоне чего-то строго осуждаемого.
Эта иллюстрация ясно показывает, что такое разная степень продвижения от старого (зеленого) к новому (красному). Опять-таки, попробуйте это описать единым правилом для всего русского языка. Вы наталкиваетесь на живую шкалу. Совершенно ясно, что если вы будете рубить по живому и говорить: «Надо только так!», — вы вступите в противоречие с реальностью. Тем самым вы оказываетесь в ситуации, когда одним простым правилом описать, каково в русском языке ударение глагола в прошедшем времени, вам не удастся. Придется признать, что есть два правила, которые находятся в состоянии войны друг с другом. Плохо — но ничего не поделаешь, такова реальность языка.
Древнее состояние | Современное состояние |