Растопчин война и мир ударение (6 видео) | Русский язык. Правила написания

Содержание

Кутузов и Растопчин
31.08.2012 | Алешина Ольга | № 26 (253) от 27 августа 2012 года
Новое в блогах
За что Лев Толстой невзлюбил Ростопчина?
Растопчин война и мир ударение
📹 Видео

Видео:"Война и мир" - батальная сцена занесенная в книгу рекордовСкачать

Кутузов и Растопчин

31.08.2012 | Алешина Ольга | № 26 (253) от 27 августа 2012 года

Растопчин, который «не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять… в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства — сердца России». Роль морального лидера нации, как сказали бы теперь

Граф Федор Ростопчин (1763–1826) — прототип персонажа романа «Война и мир»

Это одна из основных идей Толстого: преступная власть разлагает, ожесточает подданных, заставляя осуществлять насилие

Советских школьников знакомили с Толстым, объясняя про «дубину народной войны» и про патриотизм Пети Ростова. Что же касается моральных исканий Толстого, его социальных воззрений, то к этому мы приучены относиться свысока, с эдаким ленинским пренебрежением: он всего лишь «зеркало русской революции», до марксизма не дорос. А ведь та моральная деградация, то бесстыдное игнорирование законов и совести, которое ныне наблюдается в нашей правящей верхушке, — это логический результат чекистско-воровских жизненных правил, «понятий», успешно привившихся в России взамен гуманистической этики. Правящие наследники растопчиных насаждают по вертикали сверху донизу эти «понятия», которые извращают представления о добре и зле, о долге и ответственности. Одна надежда, что для новых поколений россиян представления о чести, чувстве собственного достоинства, гражданской самоорганизации, к чему и призывал наш великий соотечественник, — вновь станут актуальными.

Видео:Война и мир Бородино Эпизод артиллерийской засадыСкачать

Новое в блогах

Видео:Война и мир (отрывок)Скачать

За что Лев Толстой невзлюбил Ростопчина?

За что Лев Толстой невзлюбил Ростопчина?
http://svaoinfo.ru/main/14275-za-chto-lev-tolstoy-nevzlyubil-rostopchina.html

Благодаря роману «Война и мир» Федор Ростопчин вошел в историю фигурой отрицательной. Школьники из Алексеевского района с фактами на руках готовы поспорить с великим русским классиком.
Жертва русской литературы
Федор Васильевич Ростопчин был московским генерал-губернатором в 1812 – 1814 годах. В чем только ни обвиняли его историки и писатели! В трусости, проявленной при оставлении русскими войсками Москвы, бездарном руководстве и даже в пожаре первопрестольной. Особенно преуспел в этом Лев Толстой, который мастерски создал отрицательный образ Ростопчина в романе «Война и мир». Оправдать губернатора взялись школьники из Центра образования № 1464, что на ул. Павла Корчагина, д. 1а.
– Этим проектом мы занимаемся уже второй год, и смогли убедиться, что обвинения в адрес Ростопчина напрасны. – рассказывает руководитель историко-краеведческого музея Алексеевского района в Центре образования № 1464 Наталья Масленникова. – Нам очень помогли исследования современного историка Михаила Горностаева, который посвятил Ростопчину целую книгу. В «Войне и мире» Толстой сделал Федора Васильевича жертвой литературного приема, противопоставив его как отрицательного героя положительному – Кутузову. На самом деле роковую роль в истории Ростопчина сыграла военная хитрость главнокомандующего.

Как назначали Кутузова
Когда Кутузов решил оставить Москву: сразу ли после Бородина или немного позже – об этом спорят историки. Точно известно одно: военачальник до последнего скрывал свои планы от всех, в том числе и от Ростопчина. Ведь по первоначальному плану должна была состояться еще одна грандиозная битва – у стен Москвы, и Федор Васильевич активно готовил к ней город.
– Кутузов даже не пригласил московского градоначальника на совет в Филях, где решался вопрос о судьбе Москвы, – говорит Наталья Масленникова. – Это дало повод недоброжелателям написать, что полководец чуть ли не презирал Ростопчина, не желал с ним даже советоваться. Но мало кто знает, что именно Ростопчин написал императору письмо с просьбой назначить главнокомандующим Кутузова. Просто активный сторонник обороны города на совете в Филях был бы совсем не кстати.
Градоначальник поверил заверениям Кутузова о грядущей битве у стен Москвы, поэтому собрал и вооружил несколько тысяч горожан, которые должны были встретить неприятеля у Трех гор (место на окраине к западу от Кремля) и помочь русской армии. А когда узнал об оставлении Москвы, к Трем горам не явился, и горожане разошлись по домам. За это Ростопчина обвинили в трусости, а он, по сути, предотвратил бойню.

Кто зажег Москву?
– Всем, что удалось вывезти из Москвы перед вступлением туда французов, мы обязаны Ростопчину, – рассказывает Наталья Масленникова. – Он заранее без приказов «сверху» начал эвакуацию важнейших ведомств, архивов и ценностей.
Как только стало известно, что столицу оставят, градоначальник приказал все имеющиеся здесь подводы использовать для вывоза раненых. С ведома Кутузова он приказал поджечь продовольственные и оружейные склады, а также барки с запасами на Москва-реке, чтобы они не достались неприятелю. На беду, ураганный ветер разнес пламя по улицам. Приложили руку к сожжению первопрестольной и поджигатели. Действовали ли они по приказу, или «по велению души» – до сих пор остается загадкой. Известно, что Ростопчин сам сжег свою усадьбу, чтобы она не досталась французам.

Он сделал всё, что возможно
Ростопчина отправили в отставку уже в 1814-м – в глазах московского дворянского общества он стал прежде всего виновником пожара.
– Мы считаем, что действия градоначальника были оправданны, – говорит Наталья Масленникова. – Он сделал все, что возможно было в тех условиях. В этом году хотим продолжить изучение наследия этой неординарной личности.
Ростопчин был не только государственным деятелем, но и литератором. Он писал публицистические произведения, где еще до войны обращал внимание общества на засилье всего французского и пренебрежение к отечественной культуре. А еще Федор Васильевич писал пьесы, которые с успехом шли в театрах. Комедия «Вести, или Убитый живой» стала сенсацией, критики ставили ее в один ряд с «Недорослем» Фонвизина и «Горем от ума» Грибоедова. Федора Васильевича можно назвать и меценатом – вместе с сыном он собрал большую коллекцию картин, открыл галерею, которая располагалась на месте нынешней детской Филатовской больницы. Посещение галереи было бесплатным.
В новом учебном году школьники из ЦО № 1464 планируют разработать маршрут экскурсии по местам, связанным с именем Ростопчина. Особое место там займет и его могила на Пятницком кладбище – она находится за храмом, справа от часовни на фамильном участке Ростопчиных, обнесенном ажурной металлической оградой.
Юрий СТАРОДУБОВ

Видео:Русско-Шведская Война На ПальцахСкачать

Растопчин война и мир ударение

Совершенно не то, что мы видели в представленном нам графом Толстым изображении светлейшего Кутузова, являет нам другое историческое лицо того же времени – главнокомандующий Москвы, граф Растопчин. Как тот представляет нам собою образец спокойной, самообладающей силы, то дремлющей, то возносящейся в моменты действования до истинного величия, так этот может служить образцом бравурной суетливости, возбуждающей в минуты благоприятные для жизни этого героя смех, а в моменты критические – горькое сожаление о нем и о всех деятелях подобного ему характера. Фразистый патриотизм, какая-то кипяченая верченность, русская балаганность пополам с французским гаменством главнокомандующего Москвы устрояют во вверенной ему столице такой порядок, какой себе даже трудно представить. Оставление Москвы представляет ужасающую картину неописуемых беспорядков. Благоразумно и с толком столицу оставили только те из ее жителей, которые не слушались главнокомандующего и убирались кто куда мог, за добра ума. Те же, которые имели неосторожность послушать шаловливых уветов Растопчина, испили во славу его вполне горькую чашу. Побег московских обывателей из столицы в последние дни, до которых додержал их Растопчин, хвалясь, что побьет Наполеона, выйдя на него с московскими барышнями, был ужасен. Такого беспорядка и таких несчастий нельзя было бы ожидать и сотой доли, если бы действия Растопчина были хоть на волос серьезнее и обдуманнее, или, может быть, еще лучше, если бы Москвою вовсе никто не командовал. Мы выше сказали, почему светлейший князь Кутузов не мог устроить дела иначе, как они стали. Москва не могла быть защищена армиею, и Кутузов должен был вести войска к отступлению, хоть он, по всей вероятности, в это время не имел никакого дальнейшего плана действий, и сам не знал, к чему поведут его эти отступления. Он видел только, что отступление армии за Москву необходимо, что держаться нельзя, что вместо того, чтобы терять Москву и армию, гораздо благоразумнее решиться потерять одну Москву, без армии. Растопчину теперь, в силу этого решения фельдмаршала, предстояло регулировать очищение жителями столицы. Это нельзя считать очень великим: это, пожалуй, сделал бы всякий хороший обер-полицеймейстер. Вся задача Растопчина (единственная, исполняя которую он мог бы посуетиться с пользою) заключалась в том, чтобы обсудить с остающимися в городе представителями населения положение столицы и с общего совета предпринять самые несложные меры, чтобы жители, желающие оставить беззащитную Москву, выезжали и выходили из города, соблюдая возможный порядок. Растопчину не удалось сделать путем и этого. Он прежде всего ни с кем не совещается, а шумит и ершится со своим вздутым патриотическим задором. Для него не существуют невозможности, обусловливающие необходимость отступления, как для Кутузова. Его поражает срамность необходимой меры, совершаемой на основании математически верного вычисления: что выгоднее – потерять Москву и армию или одну Москву без армии? Ему до всего этого дела нет, он видит в этом только срам и пропажу эффекта, какой бы он мог произвести с шаром Леппиха*, образом Иверской и сражающимися против французов московскими барышнями. Растопчин кричит, что Москва не будет ни за что сдана, и рассылает в этом духе афиши, писанные мужичьим языком, который его сиятельство, как и многие наши люди высокого положения, имеют слабость считать языком народным и потому особенно внятным и внушительным. Московские жители еще в июне и июле месяце предвидели или предчувствовали, что Москве не удержаться, и в начале августа начали уже выезжать из столицы. Это, конечно, было прекрасно и для тех, кто спасался, и для тех, которые оставались в городе; жизненные продукты дешевели бы, не было бы лишней суеты: каждый, имея свободу ехать или оставаться, зрелее бы обсуждал бы свое положение. Но Растопчин видел в этом вред.

«Стыдно бежать от опасности, только трусы бегут из Москвы», – говорил он по этому поводу в своих афишах, которые, как беспощадно выражается автор «Войны и мира», обыкновенно были писаны «ерническим языком». Но, по несчастию, авторитет высокого положения графа Растопчина, несмотря на всю нелепость его «писанных ерническим языком афиш», все-таки был столь влиятелен, что главнокомандующему Москвы удалось кое-кого застыдить своими афишами. Название «труса» было неприятно, и потому многие, чтобы не получить этой клички, стали удирать из Москвы крадком, потихоньку. Упрекать в этом московских обывателей было смешно, а их упрекал сам главнокомандующий. Они не рассуждали о том, хорошо или худо им будет, если французы начнут управлять ими; им просто под управлением французов нельзя было быть, это им было хуже всего, и они уезжали, кто куда мог, со своими семействами. Правда, что Растопчин хвалился им даже намерением поднять Иверскую и указывал им на построенный Леппихом воздушный шар, с помощью которого Растопчин обещал погубить французов, указывал он и на другой вздор, о котором подробно писал народу в своих афишах; но москвичи знали, что войско должно драться, и если оно не может драться, то Растопчин с московскими барышнями и дворовыми людьми хоть если и выйдет на Три Горки воевать против Наполеона, то вряд ли Наполеона одолеет, и поэтому здравый смысл говорил москвичам, что балагурств поставленного над ними командира слушать нечего и надо уезжать; они и уезжали.

С этих пор Растопчина совсем покидает всякая логика. У него нет никакого курса: он не знает, куда идет, так же, как Кутузов; но он проходит путь неведения своего не тихо и скромно, по-кутузовски, с головою, спущенною на грудь, а он то мечется, то мнется, то прядает в лансадах*. Вот как изображает его гр. Толстой.

Гр. Растопчин то стыдил тех, которые уезжали; то вывозил присутственные места; то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду; то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве; то на 136 подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар; то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отказывался от нее; то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить их к нему, то упрекал за это народ; то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в Москве г-жу Обер-Шальме*, составлявшую центр всего французского московского населения,[8] а без особой вины приказал схватить и увести в ссылку старого почтенного почт-директора Ключарева; то собирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами; то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы; то писал в альбомы по-французски стихи об участии в деле. Этот человек, – говорит гр. Толстой, – не понимал значения совершающегося события и хотел что-то сделать сам, удивить кого-то, что-то совершить патриотически-геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своею маленькою рукою то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собою, народного потока.

Гр. Толстой описывает, как Растопчин, во исполнение служебного принципа многих: «ничего не делай, да суетись», накидывается на ничтожного купчика Верещагина*, трактирщика, который читал какую-то наполеоновскую прокламацию. Граф связывает это дело с самовластно исковерканною судьбою почт-директора Ключарева*, которого почему-то ненавидел Растопчин. Ради того, чтобы раздуть само по себе ничтожное дело, главнокомандующий Москвы напускает на все это необычайную важность, заключает и Ключарева и Верещагина под стражу. Верещагин здесь и дождался вступления неприятеля в Москву, причем герой московской суеты, граф Растопчин, потешил свое русское сердце, затравив pour la bonne bouche[9] узника Верещагина смятенным народом, а потом закончив свою московскую службу собственноручною расправою с народом и плаксивою жалобою на Кутузова.

Со всем этим мы познакомимся через несколько строк, в описаниях последнего дня командирства Растопчина Москвою, дня, ознаменованного всеми безобразиями малодушной бесхарактерности, ребячьего каприза и бессердечия, а теперь пока на очереди Наполеон.