Онфим новгородский мальчик ударение (7 видео) | Русский язык. Правила написания

Содержание

Бронзовый Онфим: на месте находки первой берестяной грамоты в Новгороде открыли памятник
Найти Онфима
Здесь был Онфим: невероятные творения средневекового русского мальчика
📸 Видео

Видео:Грамоты мальчика ОнфимаСкачать

Бронзовый Онфим: на месте находки первой берестяной грамоты в Новгороде открыли памятник

Приблизительное время чтения: 2 мин.

Памятный знак на месте находки первой берестяной грамоты открыли в Великом Новгороде 23 августа 2019 года.

Бронзовый памятник работы художника Сергея Гаева представляет собой средневекового мальчика Онфима, чьи рисунки и надписи на бересте прославили новгородскую грамотность по всему миру, сообщает сайт Новгородского музея-заповедника.

В открытии знака приняла участие директор Новгородского музея-заповедника Наталья Григорьева, в фондах которого хранится наибольшая часть берестяных грамот, включая новейшие находки.

– Мы счастливые люди – новгородцы. Мы живем в таком городе, который хранит достоверную историю. От коллектива Новгородского музея-заповедника поздравляю всех и заверяю, что наша археологическая коллекция, являющаяся эталонной, находится в надежных профессиональных руках, – сказала на открытии памятника Наталья Григорьева.

Директор музея-заповедника отметила, что многолетней традицией новгородской археологии является участие в раскопках подрастающего поколения, когда школьники имеют возможность в буквальном смысле слова погружаться в глубины истории Древней Руси.

От лица Русской Православной Церкви в открытии знака принял участие епископ Юрьевский Арсений.

– География берестяных грамот широка, но, как известно, более тысячи из них приходится именно на Новгород, в то время как на все другие регионы – не более сотни. Хочется верить, что не только особенности сохранения этих грамот в новгородской почве тому причиной, но и особый статус города, северного центра, не только политического, но и центра образования, центра открытости торговым и культурным путям. Великий Новгород издавна задавал тон открытости и верности книжности, и просвещению. И нам, сегодняшним новгородцам, надлежит также с честью исполнить эту почетную обязанность, этот почетный долг – сохранять нашу старину, сохранять наши памятники, приумножать традиции новгородской книжности, древнерусской книжности и просвещения, – сказал владыка Арсений.

В открытии знака также приняли участие представители региональных властей, новгородские археологи и ученые из регионов России, где были обнаружены берестяные грамоты.

Проект памятника одобрили члены Новгородского общества любителей древностей и Новгородской археологической экспедиции, куда входят виднейшие ученые страны. Установлен знак за счет благотворительных средств Сбербанка России, исполнил работы туристический офис «Русь Новгородская».

Первая берестяная грамота была найдена в Великом Новгороде в 1951 году археологической экспедицией Артемия Арциховского. Отмечается, что на сегодня в городе найдены уже 1122 берестяных грамоты.

Видео:Онфим - летописецСкачать

Найти Онфима

На новогодние праздники небольшой делегацией решено было выехать в Великий Новгород. Не то, чтобы очень хотелось именно туда — нам больше интересно было встретиться со светилом 13 века — мальчиком Онфимом. Мальчуган, конечно, не изобретал вертолетов или севоборот. Но для Xlll века был жутким ботаником — писал грамоты, рисовал на бересте и это в 13-то лет. Рисовать, когда на улице законом правит сила меча, а головами двоеверие — мальчик определенно заслужил аудиенции из Клина. Городка, который по вине новгородцев, между прочим, пару раз сожгли опричники. А заодно Тверь и Торжок, пока Царь Батюшка добирался до бунтовщиков. Новгородцы, кстати, с новостями о пожарищах царю челобитную слали, чем уберегли свой город. Но тут Онфим не виноват, если что.

В город наша делегация въехала без намёков на местоположение мальчика. Новгород не маленький, пришлось добывать информацию на месте. Естественно, мы прямиком к газете. На улицах города вполне свежие выпуски висят. Правда, никто не пишет в них о мальчике Онфиме, несмотря на то, что он один на весь город. Про оливье и его пользе пишут, про план мероприятий пишут и что всем новгородцам пожелает глава города пишут. Как будто в их городе много таких, кто на бересте писал.

Зима год от года удивляет и не всегда в лучшую сторону. Вот и в 2020 году в Новгороде устойчивый плюс, птички поют. Всё какое-то угрюмое, блеклое и серое. Это из-за снега. Точнее из его отсутствия. Улицы растворяются в темноте, днём хмуро. Зато сухо, что позволяет нам с удовольствием придаться поискам Онфима. Искать приходится среди сухих скелетов деревьев. Дома все сплошь старинные и без снега унылые, будто не клинчане приехали, а опричники. А мы не курим даже, чем жечь то? Фасады созданы для театров, а прячут за стенами почту России и барбершопы. Ржавые потеки на стенах обнимают старые таблички с названиями улиц. В бесснежной зиме на улице нет песка, на кажущихся пустынных улицах ветер оживляет мусор, копошащийся и передвигающийся по своим законам. В темноте, за забытой всеми лепниной, грустит давно закрытый книжный магазин. К нему заросла народная тропа и даже чуть-чуть покрылась мхом арка. Снег не отсвечивает луной зловещие фигуры в тёмных парках, когда сказочные герои выплывают из темноты скверов. Факельная Земля комсомольцев кажется минимализмом в скульптуре человека. Улицы Новгорода не пустынны, здесь ходят люди и звенят троллейбусы, скрываясь за изгибом дороги. А во дворах тени балконов мёртвой хваткой сплетают соседствующие дома. Нам даже подумалось — хорошо бы найти Онфима раньше, чем он найдёт нас. Лучше если тот будет один, нам даже бежать некуда — мы ведь не ориентируемся в причудливых дворах, разрезанных металлическими заборами.

Видео:Удивительное рядом. Берестяные грамоты мальчика ОнфимаСкачать

Здесь был Онфим: невероятные творения средневекового русского мальчика

Автор: Justine E.H. Smith (Жюстин Смит)

Современный мир узнал о средневековой славянской литературе из коллекции новгородских рукописей — случайной находки, сделанной в советский период.

Они написаны на бересте — тонких кусках берёзовой коры, которые обладают большей частью достоинств бумаги, но при этом не требуют никаких затрат для изготовления. На бересте, как правило, писали грамоты, тексты или письма, чаще всего — на новгородском диалекте старославянского, но иногда и на карельском, немецком или других региональных языках.

Проект российской некоммерческой организации «Рукописные памятники Древней Руси», названный «Древнерусские берестяные грамоты», каталогизировал и сделал доступным для онлайн ознакомления огромное количество средневековых грамот, с поиском по годам, месту происхождения и месту раскопок, по степени сохранности и по жанру.

В каталоге насчитывается 956 грамот периода между 1050 и 1500 гг н.э. Только 11 из них имеют литературное или фольклорное содержание, остальные же описывают коммерческие сделки и юридические споры, или являются переводом отрывков из Библии.

Чтобы быть причисленным к художественным, от текста много не требуется. Например, один новгородский фрагмент под номером 837, датированный серединой XII века, содержит частичный рисунок птицы и подпись:

Что даёт нам, если расставить пробелы:

ОУ А МЫ ШЬЛИ Ш[Ь]ЛИ ЖЄ

На современном русском, если отбросить начальный фрагмент, означает: «А мы шли да шли». №837 можно назвать Одиссеей берестяных грамот, а №521 — Камасутрой или же Песнью песней. Это действительно красивая фрагментарная поэма, написанная в Новгороде в начале XV века. В каталоге она обозначается как «любовное заклятье», и, если правильно расставить пробелы, переводится примерно как: «Пусть твоё сердце сгорает, и твоё тело сгорает, и твоя душа сгорает от страсти ко мне, к моему телу и моему лицу».

Эти тексты притягательны для нас не из-за богатого языка или живых подробностей, не больше, чем неолитические каменные орудия впечатляют нас своей мощью. Их грубость, незавершённость, необработанность и фрагментарность — их достоинство и их поэзия.

Это то, что Энн Карсон подразумевала в первую очередь в своём педантичном переводе фрагментов Сапфо . (Сапфо — древнегреческая поэтесса и музыкант, автор монодической мелики (песенной лирики). Энн Карсон создала исчерпывающий перевод фрагментов стихов Сапфо. В своих построчных переводах с многоточиями в тех местах, где обрываются строки древних папирусов, она стремится передать и изначальную лиричность стихотворений Сапфо, и их текущее обрывочное состояние – прим. пер.)

И в пользу чего убедительно говорит история человечества: их изначальная рудиментарная форма и последующие искажения.

Среди сотен коммерческих сделок и жалоб на воровство и правонарушения мы также находим несколько работ, созданных мальчиком по имени Онфим. Онфим — славянская форма греческого имени Антимос, заимствованная, как и сама грамотность, из Византии. Некоторые бересты Онфима даже не являются грамотами, и не включены в каталоги, так как они не содержат надписей, а только рисунки. Другие, очевидно, являются домашними заданиями, в которых мальчик писал славянскую азбуку, отдельные слова и фразы. Третьи же являются комбинацией слов и рисунков.

Все работы Онфима созданы в Новгороде и датируются примерно 1260 годом. Всего есть 12 сохранившихся грамот (№ 199-210), шесть из которых содержат иллюстрации (№ 199, 200, 202, 203, 206 и 210). В трёх из них есть имя Онфима (№ 199, 200, 203), либо стоящее отдельно, в качестве подписи, либо входящее в состав предложения. № 205 содержит незаконченный рисунок и частичную подпись. Именно сочетание иллюстраций и подписи делают для нас грамоты Онфима работами художественного гения: сила имени, добавленного к грубоватому видению мира, нацарапанному на коре.

Изображения людей стереотипны и легко узнаваемы. Их лица состоят из двух точек и, часто, из подобия заглавной английской буквы I — вертикальной линии с длинными перпендикулярами сверху и снизу, которые вместе образуют монобровь, длинный нос и рот с поджатыми губами. (Они заставляют меня думать об Элис из комиксов про Моряка Попая, а она, в свою очередь, давно ассоциируется у меня с Владимиром Путиным.) Человеческие руки представляют собой нечто похожее на вилы, где от трёх до восьми пальцев торчат из перпендикулярного основания. У людей обычно нет тел, а только ноги, которые начинаются непосредственно от основания головы. Или, возможно, у них есть только туловища, которые не заканчиваются в паху, а просто продолжаются, пока не переходят в ступни. Любимые темы Онфима — люди, лошади, оружие и мифические животные.

Грамота №200 имеет все элементы, находимые в работах Онфима: упражнение в азбуке, лошадь, оружие, побеждённый враг и, наконец, его подпись. В верхнем правом углу — начало кириллицы:

Непосредственно под этими упражнениями Онфим написал изменённую форму своего имени:

Онфим — как мы можем предположить — всадник на лошади, убивающий лежащего на земле человека, подобно тому, как Святой Георгий убивает дракона. Его подпись одновременно и упражнение в письме, и гордое авторство произведения искусства, и, наконец, проекция самого себя в эту фантастическую сцену.

Хотя грамота №200 и самая репрезентативная, она далеко не самая увлекательная. № 206 дает нам наиболее впечатляющее сочетание вилоруких людей под надписью, в которой автор, по-видимому, начал переписывать отрывок из Священного Писания (с сокращённым именем Иисуса: как и в византийском греческом, все значимые и могущественные слова пишутся сокращённо, это что-то вроде орфографического табу), но уже через несколько слов переключился на слоговые упражнения.

Грамота № 203, в свою очередь, изображает примечательную фантастическую сцену и представляет собой идеальное сочетание изображения и текста. При правильном разделении слов мы получаем:

ГИ ПОМОЗИ РАБУ СВОЄМУ ОНѲИМУ

Что означает: «Господи, помоги рабу своему Онфиму!»

Что именно происходит в этой сцене? По словам советского филолога Артемия Владимировича Арциховского, слова в верхней части грамоты являются шаблонной и очень распространенной фразой того периода. Он описывает фигуру слева как мальчика, возможно, самого Онфима, в то время как фигуру справа он считает неопределённой: возможно, это человек с поднятыми вверх руками, а может даже и дерево. Самое главное то, что он считает фигуру справа незавершенной, очевидно, заброшенной вследствие того, что автор потерял к ней интерес.

Но, возможно, именно убеждённость Арциховского в «схематичном» характере фигуры и условном, шаблонном характере текста помешали ему получше присмотреться к действующим лицам. Если мы изучим их внимательно, мы заметим, что там есть третий человек, лежащий на земле, с задранными в воздух ногами, три его пальца торчат из единственной видимой ступни. Сверху на лежащем ещё один человек, или же какое-то существо с развевающимися волосами. Кажется, что он сжимает в руке змею, или же она запуталась в его волосах. Возможно, с её помощью он только что убил лежащего на земле. Хотя до конца не ясно, что Онфим имел здесь в виду, но, по крайней мере, он совершенно точно не забросил рисунок из-за недостатка интереса. В этом свете шаблонная фраза в верхней части грамоты, после того, как мальчик добавил к ней своё имя и поместил её над жестокой сценой, появилась вовсе не из-за своей стандартности, а из-за его живого воображения. Художник умоляет Господа помочь ему, Онфиму, субъекту и герою этой сцены.

Но мы всё ещё не знаем, какая фигура представляет автора. Если он мальчик слева, то почему Господь должен помогать этому тихому и пассивному наблюдателю? У нас может возникнуть соблазн представить последовательность изображений как в комиксе, где левая фигура — первая панель, а мальчик, который был изначально пассивным, втягивается в действие справа. Такое пространственное представление временной последовательности известно со времён палеолита. Нет оснований полагать, что оно отсутствовало в средневековом Новгороде.

Но если Онфим на «панели» справа, то кто он, жертва на земле или же нападающий монстр? Хочет ли он, чтобы Бог спас его от нападения или же дал ему ещё больше звериной силы? Для лучшего понимания мы можем обратиться к грамоте № 199. На ней мы знаем, кто Онфим, потому что он сам говорит нам об этом. Четвероногое существо с рассечённым языком заявляет:

Что означает: «Я зверь». В тексте, заключённом в прямоугольник, мы находим посвящение: «Привет от Онфима Даниилу». Кажется, что там есть ещё одна человеческая фигура, на земле перед зверем. Но это не Онфим. Возможно, это и есть Даниил, его приятель. Можно вообразить, каковы были их отношения в детстве. Возвращаясь к грамоте №203 (они пронумерованы не в хронологическом порядке), трудно не увидеть Онфима в чудовище, поражающем человека на земле, полного гордости своими силами и воображающего, что сам Господь поможет ему.

Чаще всего в исследованиях упрощают достижение Онфима. Арциховский предпочитал прилагательное «ребяческий», в то время как в англоязычных комментариях часто сравнивают их с «детскими каракулями». Утверждается, что Онфиму было скучно, что он просто спускал пар и в очередной раз доказывал непреложную истину, что мальчишки — всегда мальчишки.

В этих искаженных фрагментарных формах прошлое является нам странным и могущественным. Попытки сравнить Онфима с настоящим, с повседневностью, знакомыми вещами способствуют, сознательно или бессознательно, устранению этих странностей. Эпос о Гильгамеше тоже создан школьниками, упражняющимися в письме, это разрозненные записи, которые были статистически сопоставлены и приведены в такой вид, чтобы казалось, будто это творение одного человека. Мы восхваляем эпос, автор которого был возведён потомством в ранг гения за то, что он осветил самые трудные и непреходящие литературные темы: жизнь и смерть, любовь и падения. То, что они сохранились со времён древней Месопотамии до наших дней, не даёт нам права ассимилировать их, скорее, открывает нам возможность осознать глубину, древность и постоянство того, что обычно мы воспринимаем как нашу тривиальную и мимолётную повседневную жизнь. Дело не в том, что любовь и потери древних — это наши сегодняшние неудачи в онлайн-знакомствах, а в том, что эти обыденные разочарования вплетены в длинную золотую цепь человеческого опыта, и только искусство и литература могут показать нам длину этой цепи. Дело не в том, что древние образы драконов и битв напоминают наши детские каракули, но эти наши каракули, или наших детей, вписывают нас в жизнь воображения, воплощение которой в материальной форме — дело искусства и литературы.

Очевидно, что работы Онфима — не Эпос о Гильгамеше, но они нечто намного большее: это работы одного человека, и они не могут быть поняты в отрыве от личности этого человека — Онфима. Гильгамеш не менее анонимен, чем палеолитические каменные орудия, сделанные за миллион лет до него. Работа Онфима не только автографична, но сам автограф является предметом творчества. Написанное имя делает самого автора частью произведения.

Всё это особо примечательно в контексте славянского средневековья. Как показали такие учёные, как Ален Безансон (французский политолог, историк социологии и философии, специалист по истории России и СССР), восточная православная художественная традиция кажется отстающей от достижений в изобразительном искусстве в эпоху западноевропейского Ренессанса, пока мы не учитываем глубокую разницу их духовных начал. Православная икона «хуже» представляет реальность в плане копирования того, что мы воспринимаем глазами, чем итальянская живописная перспектива, но только потому, что целью иконы вовсе не является передать реальный мир, как мы его видим, но скорее схематически — возвращаясь к словам Арциховского, которые он нашёл подходящими для интерпретации работ Онфима, — воплотить различные принципы религиозной догмы. Иконы — не примитивные и неумелые попытки отразить физический мир, они являются детальными и сложными попытками воплотить мир духовный.

Но если эта особенность православного религиозного искусства, кажется, побуждает сравнивать Онфима с другими художниками до эпохи Ренессанса, есть ещё один аспект, в котором наш маленький художник сильно отличается от иконописцев. В православной духовной традиции иконы пишут для Бога, а не для славы художника, хотя на практике качественная работа создавала хорошую репутацию, а отсутствие мастерства разрушало её. Как в случае Андрея Рублёва и его завистливого соперника Кирилла в одноимённом великолепном фильме Андрея Тарковского 1966 года. Мы можем быть уверены, что люди в средневековой Руси, как и вообще везде, были движимы жаждой признания.

И все же идеалом считалось бескорыстие, и вопрос об увековечивании собственного имени никогда не поднимался. Эта практика широко распространилась только с ростом количества коммерческих произведений искусства при расцвете капитализма в позднем Ренессансе в Западной Европе: просто один из многих появившихся в XVI веке во Флоренции и Фландрии способов учёта, что кому принадлежит. И все же, подобно Рембранту, Пикассо и Джорджу В. Бушу, но в отличие от всех иконописцев ближайших нескольких веков, в отличие от всех аккадских переписчиков клинописных табличек и палеолитических изготовителей кремниевых рубил, Онфим оставил свою подпись.

Очень древней является практика надписей, являющихся чем-то средним между документами и магическими ритуалами, чарами, заклинаниями. Грамота №521, принадлежащая анонимному автору, должна была заставить сердце любимого сгорать от страсти посредством простого написания этого желания на бересте. Письменность, в некотором утраченном смысле, имела силу изменять мир, даже если не была предназначена для прочтения людьми, как, например, молитвенные записки, вставленные в Стену Плача, или письмена на санскрите, расположенные на вершине храмов в Южной Азии, которые можно увидеть только сверху. Сейчас сложно понять, был ли автограф Онфима частью ритуала, как любовное заклятье в грамоте №521, или подтверждением права собственности, как подписи на холстах, которые могли доказать их происхождение. В любом случае, имя — могущественная вещь. Онфим. Он был зверем. Помоги ему Господь.