К и пален ударение (3 видео) | Русский язык. Правила написания

Содержание

Словари
Цареубийца. Граф Пален
Николай Стариков
Граф Пален — дотянуться до Брута. Как убийца Павла I воспитывал декабристов
Граф Пален — дотянуться до Брута. Как убийца Павла I воспитывал декабристов
🔍 Видео

Видео:А. A. Зализняк: История русского ударенияСкачать

Словари

— Герой Олега Янковского в фильме «Бедный, бедный Павел».

— Генерал от кавалерии, один из ближайших приближённых Павла I, возглавивший заговор против него.

— Этому заговорщику приписывают фразу: «Помните, господа: чтобы полакомиться яичницей, надо прежде всего разбить яйца!».

Па́лен Константин Иванович (1833-1912), граф, российский государственный деятель. В 1867-78 министр юстиции. Противник судебной реформы 1864.

ПАЛЕН Константин Иванович — ПА́ЛЕН Константин Иванович (1833-1912), граф, российский государственный деятель. В 1867-78 министр юстиции. Противник судебной реформы 1864.

ПАЛЕН Константин Иванович (1833-1912) — граф, российский государственный деятель. В 1867-78 министр юстиции. Противник судебной реформы 1864.

ПА́ЛЕН Петр Ал., фон дер (1745-1826) — воен. и гос. деятель, граф (с 1799), ген. от кавалерии (с 1798). Происходил из дворян Эстлянской губ. На воен. службе с 1760 (лейб-гвардии Конный полк). Участвовал в рус.-тур. войнах, был ранен в сражении под Бендерами в 1770. С 1778 — полковник Ямбургского полка, с 1787 — ген.-майор. С 1792 — правитель Рижского наместничества. Первый рус. ген.-губернатор Курляндской губ. (с 1795). С приходом к власти имп. Павла I положение П. сделалось неустойчивым. В февр. 1797 П. уволен в отставку, однако в сент. 1797 возвращен на службу (лейб-гвардии Конный полк, затем инспектор по кавалерии С.-Петерб. и Финляндской дивизий). С 1798 — С.-Петерб. воен. губернатор (с «подчинением гражданской части»), с 1801 — гл. директор почт. П. был также чл. Коллегии иностр. дел и Вел. канцлером Мальтийского ордена (гроссмейстером к-рого являлся Павел I). Сосредоточив в своих руках огромную власть, обладая трезвым умом и организаторским талантом, П. сумел подготовить и осуществить переворот 11 марта 1801, к-рый привел к гибели Павла I. Однако дальнейшая судьба многих заговорщиков (в том числе и П.) была незавидной. Попытки дальнейшего усиления П. встретили противодействие нового имп. Александра I. В июне 1801 П. был уволен «за болезнями от всех дел» и фактически выслан в свое курляндское имение, где и прожил последние годы жизни.

ПАЛЕН Петр Алексеевич — ПА́ЛЕН Петр Алексеевич фон дер (Петр Людвиг) [17 (28) июля 1745 — 13 (25) февраля1826, Елгава), граф (1799), российский военный деятель, генерал от кавалерии (1798).

Сын прибалтийского барона А. Д. фон дер Палена. На военной службе находился с пятнадцати лет, начав ее рейтаром (см. РЕЙТАРЫ) в лейб-гвардии Конном полку. Участвовал в войнах против Пруссии, Турции и с польскими конфедератами (см. Русско-турецкие войны (см. РУССКО-ТУРЕЦКИЕ ВОЙНЫ), Польское восстание 1794 (см. ПОЛЬСКОЕ ВОССТАНИЕ 1794 года)). С 1778 командовал Ямбургским карабинерным полком и в 1787 был произведен в генерал-майоры. Отличился в русско-турецкой войне 1787-1791, за штурм Очакова (см. ОЧАКОВ (город)) награжден орденом Святого Георгия (см. ОРДЕН ГЕОРГИЯ) 3-го класса. В 1792 стал правителем рижского наместничества и принял участие в переговорах о присоединении Курляндии к России. В 1795 назначен курляндским генерал-губернатором и произведен в генерал-поручики.

После восшествия на престол Павла I (см. ПАВЕЛ I Петрович) первоначально подвергся опале и в 1797 был «выключен из службы». Однако вскоре с помощью близкого к императору И. П. Кутайсова (см. КУТАЙСОВ Иван Павлович) вернул доверие монарха, и в 1798 назначен петербургским военным губернатором, произведен в генералы от кавалерии. В 1799 возведен в графское достоинство. Став одним из первых лиц государства и чувствуя шаткость своего положения при непостоянном и скором на гнев монархе, он оказался втянутым в дворцовый заговор против Павла I. Обладая умом, энергией и решительностью, быстро выдвинулся на первые роли, смог устранить верных престолу сановников, добиться согласия наследника на переворот и привлечь в свои ряды многих высокопоставленных и опальных военных. Усыпив бдительность Павла I и держа все нити заговора в своих руках, он стал главным и хладнокровным организатором цареубийства 11 марта 1801.

Но его надежды на то, что при Александре I (см. АЛЕКСАНДР I Павлович) он станет играть главенствующую роль, не сбылись. Вскоре его уволили со службы и удалили в ссылку на жительство в курляндское имение. Имя Палена всплыло в 1812 при обсуждении кандидатуры главнокомандующего всеми русскими армиями, действовавшими против Наполеона. Но особый комитет по избранию остановил свой выбор на М. И. Кутузове (см. КУТУЗОВ Михаил Илларионович). Позже ряд декабристов рассматривали возможность привлечения его в правительство в случае успеха своего переворота.

Видео:Ударение. Самая важная черта немецкого произношения | lingua franconia. Школа живого немецкого языкаСкачать

Цареубийца. Граф Пален

Это отрывок из моей работы «История о любви, измене и убийстве», которая будет опубликована позднее.

У тех, кто когда-то слышал (изучал в школе) про убийство Павла I, но не вникал в подробности его подготовки и осуществления, могло создаться обманчивое впечатление, что офицеры собрались вместе, бухнули шампанского и по ходу решили «завалить царя». Но на самом деле всё было просчитано заранее до мельчайших деталей, были учтены все возможные отклонения от задуманного плана. Такие дела с бухты-барахты не проворачиваются, ведь в конечном итоге всё могло обернуться гибелью организаторов переворота.

Вопрос о том, был ли великий князь Александр (старший сын Павла I) в курсе готовящегося заговора — с позиции сегодняшних наших знаний уже закрыт (многие факты нам стали известны лишь столетие спустя). Да, он знал и принимал в этом деле косвенное участие, хотя малодушничал и по-страусиному прятал голову в песок. но это уже свойство его характера.
Другое дело, допускал ли он мысль о цареубийстве или хотел лишь бескровного устранения отца от власти, или всецело полагался на волю случая? — вот тут мнения расходятся и определённого ответа нет, да и не будет, ведь Александр даже сам с собой был неискренен.

Хочу привести примечательный фрагмент одного письма, которое написал Александр своему бывшему наставнику Лагарпу. По вполне понятным причинам это письмо было послано в Париж не почтой, а передано через доверенное лицо и друга великого князя — Новосильцова (Николай Николаевич, 1761 – 1838 гг.). Вот как характеризовал Александр правление своего отца спустя почти один год после смерти Екатерины II — письмо написано в Гатчине и датировано 27 сентября 1797 года:

«Вам известны различные злоупотребления, царившие при покойной императрице, они лишь увеличивались по мере того, как её здоровье и силы, нравственные и физические, стали слабеть. Наконец, в минувшем ноябре она покончила своё земное поприще. Я не буду распространяться о всеобщей скорби и сожалениях, вызванных её кончиною, и которые, к несчастью, усиливаются теперь ежедневно.
Мой отец по вступлении на престол захотел преобразовать всё решительно. Его первые шаги были блестящими, но последующие события не соответствовали им. Всё сразу перевёрнуто вверх дном, и потому беспорядок, господствовавший в делах и без того в слишком сильной степени, лишь увеличился ещё более.
Военные почти всё своё время теряют исключительно на парадах. Во всём прочем решительно нет никакого строго определённого плана. Сегодня приказывают то, что через месяц будет уже отменено. Доводов никаких не допускается, разве уж тогда, когда всё зло совершилось.
Наконец, чтоб сказать одним словом — благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая всё творит шиворот навыворот. Невозможно перечислить все те безрассудства, которые были совершены; прибавьте к этому строгость, лишённую малейшей справедливости, большую долю пристрастия и полнейшую неопытность в делах. Выбор исполнителей основан на фаворитизме; достоинства здесь ни при чём.
Одним словом, моё несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены.
Вот картина современной России, и судите, насколько должно страдать моё сердце. Я сам, привлечённый ко всем мелочам военной службы, теряя всё своё время на выполнение обязанностей унтер-офицера, решительно не имея никакой возможности отдаться занятию науками, являющемуся моим любимым занятием, я сам сделался теперь самым несчастным человеком.
Вам уже давно известны мои мысли, клонившиеся к тому, чтобы покинуть свою родину (ранее Александр высказывал мысль отказаться от будущего престола и жить частным образом где-нибудь на берегах Рейна или в Швейцарии. — И.Ш.).
В настоящее время я не предвижу ни малейшей возможности к приведению их в исполнение, а затем и несчастное положение моего отечества заставило меня придать своим мыслям иное направление. Мне думалось, что если когда-либо придёт и мой черёд царствовать, то вместо добровольного изгнания себя, я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить её сделаться в будущем игрушкою в руках каких-либо безумцев.
Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образом революции, так как она была бы произведена законною властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация имела бы своих представителей. Вот в чём заключается моя мысль.
. Но когда же придёт и мой черёд, тогда нужно будет стараться, само собою разумеется, постепенно, образовать народное представительство, которое должным образом руководимое, составило бы свободную конституцию (constitution libre), после чего моя власть совершенно прекратилась бы, и я, если бы Провидение благословило нашу работу, удалился бы в какой-нибудь уголок и жил бы там счастливый и довольный, видя процветание своего отечества и наслаждаясь им.
. Дай только Бог, чтобы мы когда-либо могли достигнуть цели даровать России свободу и предохранить её от поползновений деспотизма и тирании. Вот моё единственное желание, и я охотно посвящаю все свои труды и всю свою жизнь этой цели, столь дорогой для меня».

По сути, это целое программное заявление Александра о принципах своего будущего правления. Но как потом покажет дальнейшая история — это были всего лишь слова, на деле же всё получилось совсем иначе.

Известно, что руководитель заговора граф Пален (Пётр Алексеевич, 1745 – 1826 гг., при Екатерине II содействовал присоединению Курляндии и Семигалии к России, военный губернатор Петербурга) дал клятвенное обещание Александру не покушаться на жизнь Павла I.
И скорее всего, Александр стал отцеубийцей поневоле, ибо «дал заговорщикам согласие лишь на заключение своего отца в крепость, чтобы таким путём спасти свою мать от заточения или даже смерти и самого себя от той же участи, а вместе с тем и спасти всю страну от ярости и злодеяний безумного деспота».
Александр планировал дать возможность жить своему отцу в Михайловском замке после отрешения того от престола ни в чём не нуждаясь, но для заговорщиков такой вариант на самом деле таил в себе огромную опасность, ведь рядовой состав гвардии любил императора (невзирая даже на наказания за такие нелепые «нарушения формы», как незавитые волосы), а значит в любой момент Павел мог освободиться и начать жестоко мстить своим врагам, Думаю, что это подспудно понимал и великий князь Александр.

Вот что рассказывал граф Пален в 1804 году графу Ланжерону (Александр Фёдорович, 1763 – 1831 гг., в его честь очень многое названо в Одессе). Я немного помучаю вас старой русской грамматикой (это погружает нас в ту эпоху), но думаю, что проблем при чтении не возникнет — на букву Ъ (ер) в конце слова обращать внимание не надо, а букву «ять» (фонетически звучало как слитное ИЕ), которая не «поддерживается» многими современными редакторами, я заменил на Е :

«. Уже более шести месяцевъ были окончательно решены мои планы о необходимости свергнуть Павла съ престола, но мне казалось невозможнымъ (оно такъ и было въ действительности) достигнуть этого, не имея на то согласія и даже содействія великаго князя Александра, или, по крайней мере, не предупредивъ его о томъ.
Я зондировалъ его на этотъ счетъ, сперва слегка, намеками, кинувъ лишь несколько словъ объ опасномъ характере его отца. Александръ слушалъ, вздыхалъ и не отвечалъ ни слова. Но мне не этого было нужно; я решился, наконецъ, пробить ледъ и высказать ему открыто, прямодушно то, что мне казалось необходимымъ сделать.
Сперва Александръ былъ, видимо, возмущенъ моимъ замысломъ; онъ сказалъ мне, что вполне сознаетъ опасности, которымъ подвергается имперія, а также опасности, угрожающія ему лично, но что онъ готовъ все выстрадать и решился ничего не предпринимать противъ отца.
Я не унывалъ, однако, и такъ часто повторялъ мои настоянія, такъ старался дать ему почувствовать настоятельную необходимость переворота, возраставшую съ каждымъ новымъ безумствомъ, такъ льстилъ ему или пугалъ его насчетъ его собственной будущности, предоставляя ему на выборъ — или престолъ, или же темницу и даже смерть, что мне, наконецъ, удалось пошатнуть его сыновнюю привязанность и даже убедить его установить вместе съ Панинымь и со мною средства для достиженія развязки, настоятельность которой онъ самъ не могъ не сознавать.
Но я обязанъ, въ интересахъ правды, сказать, что великій князь Александръ не соглашался ни на что, не потребовавъ отъ меня предварительно клятвеннаго обещанія, что не станутъ покушаться на жизнь его отца; я далъ ему слово: я не былъ настолько лишенъ смысла, чтобы внутренно взять на себя обязательство исполнить вещь невозможную; но надо было успокоить щепетильность моею будущаго государя, и я обнадежилъ его намеренія, хотя былъ убежденъ, что они не исполнятся.
Я прекрасно зналъ, что надо завершить революцію, или уже совсемъ не затевать ея, и что если жизнь Павла не будетъ прекращена, то двери его темницы скоро откроются, произойдетъ страшнейшая реакція, и кровь невинныхъ, какъ и кровь виновныхъ, вскоре обагритъ и столицу и губерніи. «

Можно сделать однозначный вывод — не заручившись ПОДДЕРЖКОЙ великого князя Александра, ни на какой переворот граф Пален пойти бы не решился. Чувство самосохранения перевесило бы все его остальные доводы.
Доподлинно известно, что когда первый инициатор заговора граф Панин (Никита Петрович, 1770 – 1837 гг., вице-канцлер, действительный тайный советник, племянник Панина Никиты Ивановича — наставника Павла I ) был ещё в фаворе, то великий князь Александр именно через него обменивался «нехорошими» записками (ещё за год до убийства) с Петром Паленом.
Фактически получается, что именно граф Панин первым вышел на разговор с великим князем Александром относительно перспектив устранения от престола его отца. Содержание этих записок неизвестно, так как они по прочтении сразу же сжигались, но о их преступном содержании можно судить по словам самого графа Палена (опять-таки в пересказе графа Ланжерона):

«Однажды Панин сунул мне в руку подобную записку в прихожей императора, перед самым моментом, назначенным для приёма; я думал, что успею прочесть записку, ответить на неё и сжечь, но Павел неожиданно вышел из своей спальни, увидал меня, позвал и увлёк в свой кабинет, заперев дверь; едва успел я сунуть записку великого князя в мой правый карман.
Император заговорил о вещах безразличных; он был в духе в этот день, развеселился, шутил со мною и даже осмелился залезть руками ко мне в карманы, сказав: «Я хочу посмотреть, что там такое, — может быть любовные письма ?».
Вы знаете меня, любезный Ланжерон, знаете, что я не робкого десятка и что меня нелегко смутить, но должен вам признаться, что если бы мне пустили кровь в эту минуту, ни единой капли не вылилось бы из моих жил. Я сказал императору: «Ваше Величество ! Что вы делаете ? Оставьте ! Ведь вы терпеть не можете табаку, а я его усердно нюхаю, мой носовой платок весь пропитан; вы перепачкаете себе руки, и они надолго примут противный вам запах». Тогда он отнял руки и сказал мне: «Фи, какое свинство ! Вы правы ! » Вот как я вывернулся. «.

Сам же граф Пален вёл двойную игру, уверяя Павла I, что возглавил заговор с целью его предотвратить. Как ни странно, император ему всецело доверял. и подтверждение этого я приведу немного ниже.
Вот как описывал графа Палена его современник — немецкий писатель Август фон Коцебу (о нём я ещё расскажу), которого никак нельзя заподозрить в лютой ненависти к Павлу I и в любви к организатору убийства императора:

«При высоком росте, крепком телосложении, открытом, дружелюбном выражении лица, он от природы был одарён умом быстрым и легко объемлющим все предметы. Эти качества соединены были в нём с душою благородною, презиравшею всякие мелочи. Его обхождение было жёсткое, но без суровости. Всегда казалось, что он говорит то, что думает; выражений он не выбирал. Он охотно делал добро, охотно смягчал, когда мог, строгие повеления государя, но делал вид, будто исполнял их безжалостно, когда иначе не мог поступать, что случалось довольно часто.
Почести и звания, которыми государь его осыпал, доставили ему, весьма естественно, горьких завистников, которые следили за каждым его шагом и всегда готовы были его ниспровергнуть.
Часто приходилось ему отвращать бурю от своей головы, и ничего не было необычайного в том, что в иные недели по два раза часовые то приставлялись к его дверям, то отнимались. Оттого он должен был всегда быть настороже и только изредка имел возможность оказывать всю ту помощь, которую внушало ему его сердце.
Собственные благоденствие и безопасность были, без сомнения, его первою целью, но в толпе дюжинных любимцев, коих единственною целью были их собственные выгоды, и которые равнодушно смотрели, как всё вокруг них ниспровергалось, лишь бы они поднимались всё выше и выше, — можно за графом Паленом признать великою заслугою то, что он часто сходил с обыкновенной дороги, чтобы подать руку помощи тому или другому несчастному.
Везде, где он был в прежние времена, генералом ли в Ревеле (совр. Таллинн. — И.Ш.), или губернатором в Риге, его все знали и любили, как честного и общественного человека. Даже на вершине своего счастья он не забывал своих старых знакомых, не переменился в отношении к ним и был полезен, когда мог».
Вот здесь портрет главного действующего лица этого заговора — Петра Алексеевича Палена:

Я много прочитал об этом человеке, но мне всё равно трудно определить главную причину, подвигшую Петра Палена к решению убить Павла I. Скорее всего здесь некая совокупность факторов.
Граф и так обладал к тому времени огромной властью и уважением в обществе. и если бы захотел для себя чего-то ещё большего, то смог бы добиться своего вовсе не прибегая к столь радикальным мерам. а взять и попросту напрямую обратиться к государю. И я не думаю, что Паленом двигала его давняя личная обида на императора.

Расскажу об этом подробнее, но начну с предыстории. Дело обстояло так:
После подавления восстания Тадеуша Костюшко (он попал в русский плен в октябре 1794 года) и последовавшего в октябре 1795 года третьего раздела Речи Посполитой, к России отошли территории, которые были разделены на три губернии — Курляндскую, Виленскую и Гродненскую. Кроме того в состав Российской империи были включены земли Западной Белоруссии, часть Литвы, Западная Волынь и часть Холмской земли (от реки Буг до литовской границы).
Пётр Пален, будучи правителем Рижского наместничества (российская территория), в 1795 году был назначен Екатериной II генерал-губернатором Курляндии.
И вот после смерти императрицы, Павел I пришёл (16 ноября 1796 года) в сопровождении цесаревича Александра в дом Штегельмана (на набережной Мойки, 50), где жил в «заточении» Тадеуш Костюшко, и высказал тому своё сожаление, что не мог ранее ничего сделать для пленника, и что желает его вознаградить за перенесённые страдания. Тут надо сказать, что Павел крайне отрицательно относился к разделу Польши, устроенного его матушкой совместно с Пруссией и Австрией (эхо этого раздела позднее отозвалось в двух мировых войнах прошлого столетия).

Пока я далеко «не ушёл», хочу сразу сделать одно пояснение — некоторые исторические источники ошибочно называют местом заключения Костюшко Мраморный дворец. На самом же деле всё не так — в этом дворце в феврале 1796 года были почти двухнедельные празднования свадьбы великого князя Константина с Анной Фёдоровной. А пленного поляка летом 1795 года перевели из казематов Петропавловской крепости именно в дом бывшего придворного поставщика тканей — купца Штегельмана Г.Х. (после смерти коммерсанта у его вдовы этот дом в 1764 году выкупила казна).

Но продолжу.
Император отдал Костюшко свою шпагу, сказав при этом — «Такому храброму воину неприлично быть без шпаги. «.
Тадеуш был очень растроган этими словами Павла и в ответ произнёс — «Призываю Бога в свидетели, что пожалованной мне шпаги русского царя я никогда не обнажу против русских !».
Немного позднее Костюшко решил уехать в Америку и ему было пожаловано из казны 60 тысяч рублей, а из личного счёта императора «. тысяча шестьсот сорок один рубль тридцать копеек за купленные для генерал-поручика Костюшки разные вещи, одежду и карету». И своё слово, данное Павлу, польский генерал сдержал. годы спустя — ни в 1806, ни в 1812 гг. он не последовал с другими поляками за воевавшим с Россией Наполеоном.
Вскоре Павел I освободил и других поляков. и вот на волне этой амнистии в Петербург был приглашён развенчанный польский король Станислав II Август Понятовский (я его вместе с племянником-тёзкой упоминал при рассказе о картине коронации Павла I).

Король проживал в то время под надзором российского наместника в Гродно.
За Понятовским в своё время тянулся шлейф слухов, что он был любовником будущей императрицы Екатерины II.
Екатерина Алексеевна со своим мужем Петром Фёдоровичем (будущий царь Пётр III) жила, мягко выражаясь, не очень хорошо. Так вот, 9 декабря 1757 года у великой княгини родилась дочь Анна (она прожила 1 год и 3 месяца), и даже сам супруг сомневался в своём отцовстве и говорил: «Бог знает, откуда моя жена беременеет; я не знаю наверное, мой ли этот ребёнок и должен ли я признавать его своим».
А молва «приписала» отцовство ребёнка Понятовскому (что скорее всего верно), который в то время был аккредитован при дворе в Петербурге в качестве польского посланника. и «ухаживал» за великой княгиней. В подтверждение этого я приведу много объясняющую фразу из дневника Понятовского, которую он написал вскоре после того, как его «связь» с Екатериной Алексеевной стала известна двору:

«Я приезжал вечером; проходил по потайной лестнице к великой княгине; где заставал великого князя и его фаворитку. Мы ужинали вместе, после чего он уводил Воронцову (Елизавета Романовна, 1739 – 1792 гг., фаворитка Петра III. — И.Ш.), говоря: „Ну, дети мои, вам меня кажется, более не нужно»; и я оставался, сколько хотел».

Итак, путь «безземельного» короля Станислава II Августа пролегал в столицу России через Ригу, где ему была подготовлена торжественная встреча. На улицах города была расставлена почётная стража и подготовлен парадный обед в великолепном доме Черноголовых (название средневекового братства).
Далее случилось вот что — польский король где-то задержался в пути, а в это время через Ригу ехал из Петербурга попавший в немилость из-за растрат казны и «выселенный» Павлом I за границу последний фаворит Екатерины II — Платон Зубов. По сути он «убегал» от расследования своих «непрозрачных» финансовых дел. воспользовавшись именным указом Императора от 3 февраля 1797 года «. об увольнении за границу с дозволением заехать в литовские свои деревни».
Местные немецко–шведские бюргеры, завидев бывшего фаворита своей великой «землячки», оказали ему радушный приём, который ранее подготавливался для поляка. В общем, все погуляли и посидели тогда на славу. а когда Станислав II Август всё-таки добрался до Риги, то его там никто не встретил, а обеденный стол уже был опустошён.

Павел I прознал об этом казусе и был в бешенстве. Выговором «счастливо отделался» военный губернатор Риги генерал-лейтенант Бенкендорф Христофор Иванович. Его я уже упоминал при рассказе о коронации Павла I, а воспоминания его дочери Доротеи (Дарья Ливен) я буду приводить позднее.
Генерал Бенкендорф получил 26 февраля 1797 года высочайший выговор в рескрипте (личное письмо императора):

«Известясь обо всем происшедшем в Риге, в проезде князя Зубова, удивляюсь, как вы могли допустить все сие сделать и, видя из сего слабость исправления должности вашей, делаю вам за сие выговор».

Ну а Пётр Пален получил от государя за «радушный приём» опального князя по полной программе:

«Господин генерал-лейтенант Пален, с удивлением уведомился я обо всех подлостях, вами оказанных в проезде князя Зубова через Ригу. Из сего и я делаю сродное о свойстве вашем заключение, по коему и поведение мое против вас соразмерно будет. Сие письмо можете показать генерал-лейтенанту Бенкендорфу».

И в тот же день последовал высочайший указ, по которому:

«. генерал-лейтенант фон дер Пален за почести и встречи, делаемые партикулярным людям, как то при проезде князя Зубова, и за отлучку без увольнения в Митаву (совр. Елгава, Латвия. — И.Ш.) для провожания его же, выключен из службы».

Прошло чуть более полгода. и Пётр Пален снова удостоился внимания государя: 20 сентября 1797 года (в день рождения незлопамятного Павла I) он тем же чином опять был принят на службу, получив право лично представиться императору в Петербурге.
С той поры и пошёл его стремительный карьерный рост. и 28 июля 1798 года генерал от кавалерии барон фон-дер Пален будет назначен военным губернатором Петербурга — вместо генерал-лейтенанта графа Буксгевдена (Фёдор, Фёдорович, 1759 – 1811 гг., видный военачальник, главнокомандующий русскими войсками в войне со шведами в 1808 – 09 гг., он был женат на внебрачной дочери Григория Орлова).
Затем опять последует временное отстранение (но уже без опалы) Палена от должности военного губернатора Петербурга (с 12 августа по 21 октября 1800 года). Управлять столицей в это время будет назначен генерал-лейтенант Свечин (Николай Сергеевич, 1759 – 1850 гг.). А Пален за эти 70 дней кем только не перебывает (в основном только на бумаге) — командиром армии в пять корпусов (как раз в это время Россия поссорилась с Англией и готовилась с ней воевать), управляющим гражданской частью в Курляндской, Лифляндской и Эстляндской губерниях, рижским военным губернатором, инспектором по инфатерии и кавалерии в северо–западных землях империи. но в конце концов всё вернулось «на круги своя».

За это время заговорщики (Панин Н.П. и Рибас И.М.) уже было потеряли всякую надежду на осуществление своих планов — они попробовали вовлечь в это «предприятие» Николая Свечина, но тот ответил отказом. при этом сказав по-рыцарски, что не унизит себя доносом на них, но в то же время сделает всё возможное, чтобы их планы не воплотились. К счастью заговорщиков, государь вскоре отправил Свечина в отставку, а Палена вернул в прежнее «кресло».
Справедливости ради надо сказать, что Свечин сам подавал прошение об отставке (даже дважды) — первый раз это произошло, когда градоначальник вступился за одного арестованного по ложному доносу человека, но его просьба о помиловании не была удовлетворена государем, а второе прошение об отставке было связано с тем, что Павел I отказался поддержать и продолжать традицию столичных публичных маскарадов (прежний их устроитель предприниматель француз Фельет обанкротился).

Исходя из выше описанного, я и не думаю, что граф Пален затаил на Павла СМЕРТЕЛЬНУЮ ОБИДУ из-за той полугодовой немилости. Всё-таки он боевой офицер, участник двух русско–турецких войн (был ранен в правое колено). Мне почему-то кажется, что единственным объяснением «стойкой потребности» свергнуть царя было желание графа Палена ещё большей СЛАВЫ и, как ни странно — жажда АЗАРТА. Вот чем вы можете объяснить вожделенную мечту любого охотника — завалить медведя. а уж совсем фантастика — одной рогатиной ?!
Наверняка, взвесив все «за и против», граф решил, что игра стоит свеч, ведь на кону стояло потенциальное восшествие на императорский трон Александра, которым по мнению Палена можно было легко манипулировать в силу его молодости, слабохарактерности и нерешительности. Эти «слабости» великого князя Александра граф Пален прочувствовал уже давно, общаясь с ним во время совместной службы по управлению Петербургом.
К тому же граф Пален очень ценил личный жизненный комфорт, а при сумасбродном правителе буквально каждую минуту можно было ожидать очередного «удара судьбы». Согласитесь, постоянно жить в «подвешенном» состоянии — не очень комфортно.

Есть ещё один малоизвестный момент, из-за которого Пётр Пален мог быть зол на императора. И это связано со знаменитой графиней Скавронской. Она была племянницей князя Григория Потёмкина. Её девичья фамилия Энгельгардт. В 1777 году в неё влюбится «побочный» сын императрицы Екатерины II — граф Алексей Бобринский. Однако графиня Скавронская долгое время была любовницей своего дяди и скорее всего в конце 1779 года забеременела именно от него (судьба ребёнка неизвестна), затем она в 1781 году вышла замуж за очень богатого Павла Скавронского (но по-прежнему оставалась любовницей своего дяди) и сразу же отправилась сопровождать великокняжескую чету (Павла Петровича и Марию Фёдоровну) в путешествии по Европе. Вторым браком она выйдет замуж (в 1798 году) за мальтийского посланника в России Джулио Литта (Юлий Помпеевич).
Так вот, у графини Скавронской была дочь Екатерина Павловна (1783 – 1857 гг.) и 20 августа 1800 года Павел I своим волевым решением устроил бракосочетание её дочери с генералом Багратионом (Пётр Иванович, 1765 – 1812 гг., будущий герой войны с Наполеоном), хотя в то время девушка была влюблена в старшего сына графа Палена — Павла (1775 – 1834 гг.), и об их будущей свадьбе не говорил разве что слепой. Пётр Пален внутренне негодовал, что у его сына Павел I прилюдно увёл очень богатую невесту. Возможно именно в этот момент граф и затаил смертельную обиду на императора. Впрочем, на следующий год его сын женился на второй дочери Скавронской — Марии, благо, сестрички внешне были очень похожи.

Хотя я могу и ошибаться в некоторых своих предположениях, но то, что граф Пален уловил витавший по стране ДУХ НЕДОВОЛЬСТВА стилем правления Павла — это точно! Как говорится, «запрос общества был услышан». Высший свет был переполнен желанием поскорее избавится от сумасброда.

Тут стоит упомянуть, что Павлом I был инициирован указ (от 3 января 1797 года), согласно которому к осужденным дворянам применялись после лишения их титула следующие наказания — порка кнутом, вырезание ноздрей, клеймение и ссылка на тяжёлые работы. При Екатерине II после 1785 года таких экзекуций для осуждённых дворян не было — «телесное наказание да не коснётся до благородного».
Скорее всего Павел хотел этим указом уравнять сословия. но вот только совсем не понятно, зачем для достижения этой цели делать плохое вместо хорошего, ведь можно было поступить иначе — «подтянуть» права крестьян к дворянам, а не наоборот. Вот в этом и была вся сущность Павла Петровича — он хотел, чтобы всё было как можно лучше, но делал для этого совсем обратное.
Ещё один «драконовский» указ был издан 14 января 1798 года, в котором повелевалось дворян, исключённых за провинность из воинской службы, не принимать и на гражданскую службу.
Вот как современник описывает Петербург тех лет:

«Прелестная столица, где можно было раньше двигаться так же свободно, как в воздухе, где не было ни ворот, ни часовых, ни таможенной стражи, превратилась в обширную тюрьму, куда можно было проникнуть только через калитки, а дворец сделался обиталищем террора, мимо которого даже в отсутствии монарха нельзя было проходить иначе, как обнажая голову; красивые и широкие улицы опустели; старые дворяне не допускались иначе к исполнению своих служебных обязанностей, как по предъявлении в семи различных местах полицейских пропусков — вот в каком положении очутилась столица».

Воспользуюсь моментом — раз уже мной немного выше был упомянут Станислав Понятовский, как фаворит Екатерины II (тогда ещё великая княгиня), то я хочу привести здесь маленький отрывок из дневников поляка, где он описывает свою возлюбленную — Екатерину Алексеевну:

«Ей было 25 лет. Она только что оправилась от первых родов и была в полном расцвете своей обаятельной красоты. У неё были чёрные волосы, ослепительной свежести и белизны цвет лица, большие выразительные голубые глаза на выкат, чёрные очень длинные ресницы, несколько заострённый носик, рот как бы созданный для поцелуев, очаровательная форма рук, гибкий, стройный стан, быстрая и в то же время благородная походка, приятный тембр голоса.
Роста она была скорее высокого, смеялась заразительно. Живая и весёлая от природы, она с удивительной лёгкостью переходила от самой весёлой чуть не детской забавы к умственной работе, как бы она ни была трудна.
Стеснение, в каком она жила со времени своего замужества, отсутствие подходящего ей по уму общества, заставило её пристраститься к чтению. Она обладала большими познаниями, была ласкова, приветлива, умела понять слабую сторону каждого; она уже в то время пролагала себе путь к престолу, который она занимала впоследствии с такой славой.
Такова была возлюбленная, ставшая властительницей моей судьбы; я готов был посвятить ей всю жизнь, говорю это гораздо более искренно, нежели это говорится обыкновенно в таких случаях. По странной случайности, несмотря на свои двадцать два года, я принёс ей в дар свою невинность. «

Судя по этим словам, можно заключить, что будущий польский король был тогда действительно искренне влюблён в великую княгиню Екатерину Алексеевну. Даже сам Павел I большую часть своей жизни считал, что поляк его отец. При их встрече 27 февраля 1797 года в Петербурге произошла интересная сцена, которую описывает граф Фёдор Головкин. Ему об этом эпизоде рассказал сам Станислав Понятовский (за год до своей кончины), когда Головкин был назначен к нему работать секретарём:

Польский король «мне сам рассказывал, что император, со слезами на глазах и целуя ему руки, просил его сознаться, что он его отец; но что он не мог этого сделать, так как сам был уверен в том, что это неправда. Тогда император, придававший большое значение такому происхождению, в которое он твёрдо верил, переменил тон и стал требовать по этому поводу страшных для него подробностей. Король не поддавался и старался ему доказать вескими доводами, что он имеет полное основание считать себя сыном Петра III; но Павел несколько раз, с непонятною настойчивостью, говорил о последнем, как о человеке, преданном спиртным напиткам и неспособном царствовать».

Выскажу своё мнение на сей счёт. Я только наполовину «уверен», что отцом Павла I был Пётр III. Изучая многочисленные материалы, я просто диву давался, какие у них двоих были схожие «военные дурачества». Такой образ мышления и поведение, наверняка, могли передаться по наследству. Павел с детства был просто одержим всем этим.
Впрочем, ничто не мешает проверить их родство ДНК-анализом. Конечно, в наше время этим заниматься не будут, ведь никто (ни власть, ни церковь) сейчас не заинтересован «неожиданно узнать», что в жилах российских императоров, правящих после Екатерины II, текла кровь не Романовых, а. Салтыковых.
50% вероятности того, что отцом Павла I был Салтыков (Сергей Васильевич, 1726, ум -. гг.) мне подсказывает не разум, а сердце. Вот посмотрите на эти три лица (ссылка ниже), которые я разместил вместе, слева направо: Пётр III, Павел I и Сергей Салтыков. Рассуждайте сами, учитывая уже серьёзное к тому времени охлаждение между супругами и очень доброе отношение Екатерины к Салтыкову в последующие годы.

Вот краткая история соблазнения:
Императрица Елизавета Петровна становится явно озадаченной отсутствием детей у супругов. Ну ладно, прошло два года. ну три. ну пять. но пошёл СЕДЬМОЙ (. ) год, а живот Екатерины всё не думает расти. Так можно умереть и не дождаться от племянника и его жены «ничего вразумительного».
Елизавета Петровна начинает предпринимать активные действия. Врачебный осмотр Екатерины показал, что она вполне здорова. По большому счёту — какая разница от кого «понесёт» Екатерина. и если это останется тайной, то никому от этого худо не будет и выиграют абсолютно все стороны.

В 1752 году в штат двора Петра Фёдоровича императрица назначает камергером Сергея Салтыкова. Он был мужем одной из фрейлин Екатерины Алексеевны — Балк Матрёны Павловны (внучатая племянница любовницы Петра I — Анны Монс из Немецкой слободы).
Кроме того, его отец — Салтыков Василий Фёдорович (1675 – 1751 гг.) был генерал-аншефом и петербургским генерал-полицмейстером. В своё время ему было поручено сопровождать низверженную регентшу Анну Леопольдовну с её семейством при выдворении их из России, но потом всё «переиграли» и экстрадицию заменили ссылкой в Холмогоры. Вторым браком Василий Фёдорович был женат на княжне Голицыной Марии Алексеевне, которая, будучи уважаемой в гвардейских полках, оказала немалые услуги императрице Елизавете Петровне во время дворцового переворота 1741 года.
Дед Сергея Васильевича — стольник Салтыков Фёдор Петрович известен тем, что был убит стрельцами во время бунта 1682 года — его перепутали с Афанасием Нарышкиным.

Я не знаю, ставилась ли перед 26-летним Сергеем Васильевичем Салтыковым персональная ЗАДАЧА соблазнить великую княгиню, но тем не менее, факт остаётся — он очень быстро стал её фаворитом. При таких «тёплых» супружеских отношениях великокняжеской четы — это было немудрено.
О своём первом «ухажёре» Екатерина писала:

«. он был прекрасен, как день, и, конечно, никто не мог с ним сравняться ни при большом дворе, ни тем более при нашем. У него не было недостатка ни в уме, ни в том складе познаний, манер и приёмов, какой дают большой свет и особенно двор».

Надо признать, что «активность» исходила именно от Сергея Васильевича. Вот что позднее напишет Екатерина (тут надо учитывать, что в своих «Записках» сильно откровенничать она себе не позволяла:

«. Во время одного из этих концертов Сергей Салтыков дал мне понять, какая была причина его частых посещений. Я не сразу ему ответила; когда он снова стал говорить со мной о том же, я спросила его: на что же он надеется ? Тогда он стал рисовать мне столь же пленительную, сколь полную страсти картину счастья, на какое он рассчитывал. «

Их роман, начавшийся весной 1752 года, к осени перерос в интимные отношения. При первых признаках беременности у Екатерины, императрица отправила Сергея Салтыкова с глаз долой отдыхать от «трудов праведных» к его родственникам.
Но в декабре при переезде царского двора в Москву у Екатерины произошёл выкидыш.
В феврале 1753 года Салтыков был опять призван на прежнее «место работы» продолжать незавершённое дело. К несчастью, в мае того же года у Екатерины случился повторный выкидыш. Весь 1753 год (в Москве) и три четверти следующего года (уже в Петербурге) Салтыков провёл, не отлучаясь от двора, «подстраховывая» на всякий случай весь процесс до самого конца.

20 сентября 1754 года у Екатерины Алексеевны рождается мальчик.
Нам неизвестно, отблагодарила ли императрица Елизавета Петровна Сергея Салтыкова за все труды, но мы точно знаем, что уже 7 октября она отправила его «с глаз подальше» к шведскому двору сообщить родным Екатерины Алексеевны о радостном событии.
К масленице 1755 года Салтыков должен был вернуться в Петербург, но его перенаправили в качестве российского посланника в Гамбург. и так до конца своей жизни он «скитался» дипломатом по многим европейским дворам. Его след затерялся после 1776 года. Есть много версий о его дальнейшей судьбе, я их тут приводить не буду, но скорее всего он «исчез» в бурных водах Великой французской революции.

Я больше чем уверен, что будущие поколения захотят узнать истину.

Более подробно с моей версией всего этого любовного «пятиугольника» можно познакомиться в статье «Кто правил Россией после 1796 года ? Романовы?»:

Ну а что касается самого Станислава Понятовского, то Павел I выказал бывшему фавориту своей матери достаточную милость: увеличил ему пенсию с 11 до 16,5 тысяч рублей, разрешил держать личную гвардию, но Понятовский жил практически один.

Когда-то любовниц у него было не менее чем любовников у Екатерины, но фаворитка была лишь одна — Эльжбета Грабовская (урожд. Шидловская, 1748 – 1810 гг.), которую в конце её жизни болезнь превратила из красавицы в злобную горбунью. От Понятовского у Эльжбеты были две дочери — Констанция и Изабелла и трое сыновей — Михаил, Казимир и Станислав. Но официальную семью Понятовский так и не создал, новую династию не начал.
Бывший король писал воспоминания, представил Павлу проект возрождения Польши. Он мог принимать кого угодно, однако не имел права покидать российскую столицу. Он превратился в экзотический экспонат — отрёкшийся, поднадзорный бывший король. Осознав своё истинное положение, король, можно сказать, впал в депрессию.
Он скончался по официальной версии от апоплексического удара 1 февраля 1798 года (напомню, здесь все даты по Юлианскому календарю), хотя его личный врач Белер считал, что Понятовского отравили ядом.
Павел I устроил бывшему польскому королю пышные похороны, как будто и не было у того приставки «экс». 25 февраля его тело было предано земле в костёле св.Екатерины (сейчас это католический приход св.Екатерины Александрийской, Невский пр-кт, 32-34). При прощании император надел на голову усопшего копию короны польских королей. Настоящая корона была отправлена в Оружейную палату Москвы. и все последующие российские императоры при своём короновании «примеряли» и эту корону, обретая при этом титул короля Польши.

В конце 1930-х годов, уже советские власти решили, что костёл на Невском проспекте нужно снести и предложили Польше «забрать своего короля». Этим Сталин намеревался улучшить отношения с враждебной буржуазной Польшей, но сделал только хуже, ибо большинство поляков воспринимали Понятовского, как предателя и «могильщика» Речи Посполитой, главного виновника развала страны. В меньшинстве были те, кто почитал его меценатом, при котором стремительно развивались наука и культура. Тем не менее, отказаться от предложения Сталина было нельзя, и в Польше начали подыскивать место для захоронения.
Поместить останки в Вавельский костёл в Кракове, где покоились короли Польши и герои нации, не решились. Поэтому после долгих дебатов решили цинковый гроб с останками короля тихо и без всяких почестей поместить в костёле святой Троицы в Волчине под Брестом, где ранее находилось родовое поместье Понятовского.
Останки Станислава Августа были вынуты из ниши, старый гроб помещён в больший новый, и поезд доставил его на польско-белорусскую границу, на станцию Негорелое, которая была тогда пропускным пунктом между СССР и Европой. Поздним вечером 14 июля 1938 года в обстановке строгой секретности гроб с останками последнего короля Речи Посполитой пересёк границу.

После начала Второй мировой войны Волчин был присоединён к Белорусской ССР. В середине 1950-х годов Волчинский костёл был исключён из реестра историко-архитектурных памятников и использовался как склад колхоза имени Жданова.
В 1976 году в храме рухнула крыша, могила была разграблена, а прах последнего короля Речи Посполитой был просто разбросан по земле. Остатки дубового гроба долго потом валялись за зданием колхозного правления.

Долгое время имела место версия, что тела Понятовского в Волчине никогда и не было и, якобы ещё в Петербурге во время наводнений в результате затопления подвалов костёла св. Екатерины тело короля полностью истлело, а в Волчин в трёх гробах привезли «пустышку». Потому вопрос о местонахождении останков последнего польского монарха более полувека не давал покоя исследователям.
Только в 1989 году белорусскими специалистами во главе с доктором исторических наук Михаилом Ткачёвым была предпринята попытка разыскать во внутренних развалинах костёла в Волчине доказательства присутствия здесь королевских останков.
Найденные части дубового гроба поместили в саркофаг, который в 1995 году установили в Варшаве, в костёле св.Яна, где Станислав Понятовский был коронован.
Однако белорусские учёные исследовали крипту и подтвердили, что захоронение там действительно было — найдены фрагменты одежд с королевскими польскими гербами и обуви царствующей особы, а также части коронационного плаща, в котором Понятовский восходил на польский престол. Также было найдено множество костей, но после оказалось, что это кости животных.
Последующая экспедиция из Польши, буквально просеяла всю землю в месте захоронения, но результат был отрицательным — человеческие останки не были обнаружены. О том, куда подевались забальзамированное тело, бронзовая корона с позолотой, два серебряных сосуда с сердцем и внутренностями короля (таковым по описаниям современников было содержимое гроба), можно строить только догадки.

Ну а что касается надгробия над могилой короля Станислава Августа в Санкт-Петербурге, то оно сохранялось в костёле св.Екатерины Александрийской до происшедшего в нём в феврале 1984 года пожара. После восстановления собора была реставрирована и крипта, где находилась могила Понятовского.
Вот здесь фотография этой крипты:

Но вернёмся к графу Петру Палену. У него весь Петербург «был в кулаке» — кроме его основной должности военного губернатора столицы с вытекающей отсюда подчинённости гвардии, ему также подчинялась и городская полиция. Кроме того в феврале 1801 года ему удалось отправить в отставку графа Ростопчина (Фёдор Васильевич, 1763 – 1826 гг.) и тем самым сменить его на постах первоприсутствующего в Коллегии иностранных дел и главного директора почтового департамента (с 18 февраля 1801 г.).
Последний пост для успешного воплощения заговора был особенно важен, ведь теперь граф Пален мог посредством самостоятельных предписаний губернаторам приостанавливать въезд или выезд любого человека. Это ему пригодилось, когда Павел I в последние дни почувствовал, что «запахло жареным» и решил вызвать к себе на помощь нескольких людей, в том числе тогда опального, но верного ему графа Аракчеева (Алексей Андреевич, 1769 – 1834 гг.), которого он приблизил к себе в Гатчине, наделив его там большими полномочиями. Я напомню, что в своей гатчинской резиденции c 1783 г. и вплоть до кончины Екатерины II в 1796 году Павел устроил собственное мини-государство с армией в 2400 человек.
Алексея Андреевича угораздило попасть в опалу (был отправлен в отставку) из-за своего слишком уж жестокого обращения с подчинёнными — он нередко практиковал ругательства и удары тростью. В частности, из-за нанесённых им оскорблений в конце января 1798 года застрелился подполковник Лен. Это было первое попадание Аракчеева в опалу, но затем он очень быстро восстановил доверие и был «обласкан» милостями императора — возвращён на службу, возведён в графское достоинство (5 мая 1799 г.) и даже награждён орденом св.Иоанна Иерусалимского.
Однако уже осенью того же года он был вторично уволен за «служебный подлог» — ложное донесение, в котором Аракчеев переложил ответственность за одно происшествие со своего родного брата Андрея (1772 – 1814 гг., генерал-майор с 08.03.1799 г., артиллерист) на совсем невиновного генерал-лейтенанта Вильде (Иван Иванович, 1753 — 18?? гг.).

Так вот, Пален в день осуществления заговора сумел блокировать Аракчеева на въезде в Петербург на городской заставе. Очень вероятно, что государь планировал снова убрать графа Палена с поста военного губернатора столицы, поставив на эту должность именно Аракчеева.

А день 11 марта 1801 года (понедельник, последний день жизни императора) начинался с «переменным успехом» — Павел I с утра подписал шесть законов, включая именной — «О дозволении киргизскому народу кочевать между Уралом и Волгой» (сейчас они почти все «перекочевали» в Москву), затем он выслушал ежедневный дежурный доклад Петра Палена о минувших событиях в столице. При этом военный градоначальник в целях безопасности порекомендовал императору не назначать во внутренний караул замка «якобинцев» Конного полка. А несколькими днями ранее Пален также в целях безопасности посоветовал закрыть двустворчатые двери, ведущие в овальный будуар и далее к Марии Фёдоровне не только на ключи, но и на засовы.

Хотя Павел часто шутил, что его нельзя «провести за нос» ввиду отсутствия такового, но в этот раз его действительно провели.

Видео:Как запомнить ударения? Задание 4 ЕГЭ [IrishU]Скачать

Николай Стариков

политик, писатель, общественный деятель

Видео:Музыка в машину на колонку и на сабСкачать

Граф Пален — дотянуться до Брута.
Как убийца Павла I воспитывал декабристов

Видео:Вариативность ударения в русском языке – Александр ПиперскиСкачать

Граф Пален — дотянуться до Брута. Как убийца Павла I воспитывал декабристов

275 лет назад, 28 июля 1745 года, в немецкой семье, получившей баронское достоинство от шведских королей, родился мальчик, которого назвали Петер Людвиг. Впоследствии он получит от русского императора графское достоинство, а спустя два года после этого организует убийство того, кто сделал его графом. Фамилия мальчика — фон дер Пален.

Цареубийца — фигура знаковая, привлекающая к себе особое внимание. На этом фоне вполне закономерно бледнеют все остальные деяния человека, какими бы впечатляющими они ни были. Что сходу можно сказать о том же самом Марке Бруте? Правильно — организатор и непосредственный участник убийства римского диктатора Юлия Цезаря. То, что он был блестящим оратором, перед которым преклонялся сам Цицерон, а кроме того — выдающимся писателем, отличным поэтом и неплохим полководцем, мало кого интересует.

То же самое касается и графа Петра Палена. Видный политический деятель, сыгравший решающую роль в присоединении своей родной Курляндии к Российской империи. Один из основателей Российско-американской компании. Военный губернатор Петербурга, поставивший в городе первый памятник Александру Суворову… Перечислять можно долго. Жизнь граф прожил длинную, умер, перевалив за 80 лет — возраст и по нынешним временам почтенный, а уж по тем меркам — и подавно. Но, как ни крути, всё равно подавляющее большинство будет считать, что самое главное и самое интересное в этой жизни случилось в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, когда заговор графа Палена достиг цели и император Павел I был жестоко убит.

Однако самое интересное с ним случилось потом. Причём эти события резко выдёргивают фигуру Палена из ряда организаторов дворцовых переворотов в Российской империи, делая её нетипичной и в своём роде уникальной.

Отчасти это касается и его семьи. Внук Петра Алексеевича, Константин Иванович Пален, был верховным церемониймейстером двора во время коронации императора Александра III и верховным маршалом на коронации императора Николая II. Внук цареубийцы, возлагающий венец на потомков убитого царя, — есть в этом сюжете что-то завораживающее.

Не менее любопытен и момент, который последовал почти сразу после переворота 1801 года. Логика и исторические прецеденты подсказывали, что сейчас дела Палена должны резко пойти в гору. Просто по той причине, что так было всегда — вспомним хотя бы карьеру Иоганна Лестока, Алексея Разумовского и братьев Шуваловых после переворота в пользу Елизаветы Петровны. Или карьеру братьев Орловых после переворота в пользу Екатерины II.

В случае графа Палена всё происходит с точностью до наоборот. Никакой карьеры — полная отставка от всех дел. И прямой непреклонный приказ нового императора — ехать к себе в Курляндию, не появляясь потом в Петербурге.

Неблагодарность Александра I затруднительно понять. С одной стороны, всё верно. Пален вроде как обещал ему только сместить его отца, не доводя дела до смерти, но обещания не сдержал. С другой стороны, граф и пальцем не притронулся к Павлу I. А вот один из непосредственных участников убийства, Леонтий Беннигсен, никуда сослан не был — наоборот, стал одним из ближайших соратников Александра I.

С третьей стороны, ни Беннигсен, ни Николай Зубов, своими руками задушившие императора Павла, не метили на роль «русского Брута». Но Пален — да, был честолюбив и амбициозен. И не то что метил — реально считал себя новым Брутом. Известно, что, даже будучи при смерти, он не раскаялся. И в мир иной отошёл, заявив, что «совершил величайший подвиг тираноубийства».

Однако фокус в том, что Павла I тираном считали очень немногие. В основном дворяне, да и то не все. Простые люди Павла искренне любили: «Народ был счастлив. Его никто не притеснял. Вельможи не смели обращаться с ним с обычною надменностью. Они знали, что всякому возможно было писать прямо государю и что государь читал каждое письмо. Из 36 миллионов людей по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять императора». Собственно, когда убийцы объявили солдатам гвардии: «Радуйтесь, тирана больше нет!» — солдатский ответ был таким: «Это вам он был тираном, а нам — отцом».

Приближать к себе «нового Брута», когда народ сожалеет о «тиране», было бы как минимум неосмотрительно. К тому же среди дворянства нашлись те, кто готов был увидеть в Палене настоящего героя, учиться у него и идти дальше.

В 1817 году один молодой кавалергардский штаб-ротмистр посетил в Митаве отставного генерала Палена. И не просто посетил — довольно тесно с ним общался. Звали штаб-ротмистра Павел Пестель. Да-да, тот самый — душа, сердце и нерв «Союза спасения», автор конституционного проекта «Русская правда», наиболее последовательный сторонник цареубийства среди всех декабристов.

Вот как об этом рассказывает другой декабрист, Николай Лорер: «Полюбив Пестеля, старик бывал с ним откровенен и, заметя у него ещё тогда зародыш революционных идей, однажды ему сказал:

— Слушайте, молодой человек! Если вы хотите что-нибудь сделать путем тайного общества, то это глупость. Потому что, если вас двенадцать, то двенадцатый неизменно будет предателем! У меня есть опыт, и я знаю свет и людей».

Граф Пален и впрямь знал, что говорил. Всё сбылось по слову его — Пестель был арестован ещё до восстания по доносу Аркадия Майбороды, одного из членов Южного общества. А теперь подумайте — что могло произойти, будь на месте Пестеля кто-то другой? У кого хватило бы ума прислушаться к советам матёрого заговорщика?

Обложка: Портрет графа Петра Алексеевича фон дер Палена. Портрет работы неизвестного художника начала XIX века, сделавшего копию с оригинального портрета работы Герхарда фон Кюгельгена. © / Public Domain

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.