Что такое вариантное ударение

Видео:Как запомнить сложные ударения? | Оксана КудлайСкачать

Что такое вариантное ударение

47. ВАРИАНТЫ УДАРЕНИЯ

Вследствие разноместности и подвижности русского ударения в русском языке существуют слова с так называемым двойным ударением, или акцентологические варианты. Варианты могут быть равноправными: бАржа – баржА; кИрзовый – кирзОвый, однако чаще всего варианты, допускаемые в литературном языке, характеризуются как неравноправные, т. е. один из них является предпочтительным: творОг (основной вариант) – твОрог (дополнительный вариант).

Краткий перечень равноправных акцентологических вариантов.

апартАменты – Искриться – искрИться

бижутЕрия – пЕтля – петлЯ

бредовОй – бредОвый ржавЕть – ржАветь

заржАветь – тЕфтели – тефтЕли

Семантические варианты – это пары слов, в которых разноместность ударения предназначена для различения смысла слов:

мУка – мукА; вИна – винА; остротА (лезвия) – острОта (остроумное выражение); трУсить (бояться) – трусИть (бежать) и т. п.

Такие пары слов называются омографами, т. е. словами, совпадающими по написанию, но не по произношению.

Перечень слов, различающихся своим значением в зависимости от ударения.

занятОй (человек) – зАнятый (дом); затОченный (карандаш) – заточЕнный (узник); переноснОй (радиоприемник) – перенОсное (значение);

переходнОй (балл, мост) – перехОдный (возраст); погруженный (на платформу) – погружЕнный (в воду);

приблИженный (к чему-нибудь) – приближЕнный (близкий);

призывнОй (возраст) – призЫвный (зовущий);

развитОй (ребенок, промышленность) – рАзвитый (в умственном отношении; развитая нами деятельность) – развИтый (раскрученный: развитые волосы);

харАктерный (человек) – характЕрный (поступок); языковОй (относящийся к словесному выражению мысли) – языкОвый (относящийся к органу в полости рта).

Стилистические варианты – это пары слов, которые в зависимости от места ударения используются в разных стилях речи:

прикУс (общеупотребительное слово) – прИкус (специальное);

шЕлковый (общеупотребительное) – шелкОвый (поэтическое).

Нормативно-хронологические варианты – это пары слов, в которых разноместность связана с временным периодом употребления данного слова в речи:

запаснОй (современное) – запАсный (устаревшее); украИнский (современное) – укрАинский (устаревшее);

рАкурс (современное) – ракУрс (устаревшее).

Видео:Ударения в словах #произношение #русскийязык #ударение #упражнениеСкачать

Азбучные истины

Видео:Как ставить ударение в словах? 5 способов постановки ударенияСкачать

1. В Простоквашино или в Простоквашине?

Видео:Ударения для ЕГЭ в стиле рэп 😏 Повторишь? #егэСкачать

2. Разыскной

Видео:10 слов с опасным ударением! Проверьте, знаете ли Вы их? | Русский языкСкачать

3. Что такое лингвистика?

Видео:Как запомнить ударения за 1,5 минуты | ЕГЭ русский языкСкачать

4. Авторская пунктуация

Видео:Ударения, в которых ты ошибёшься на ЕГЭСкачать

5. Реформа орфографии 1917–1918

Видео:Как ставить ударение в словах?Скачать

6. Последний или крайний? Садитесь или присаживайтесь?

Видео:ГОВОРИ, КАК ХОЧЕШЬ! 12 СЛОВ С РАВНОПРАВНЫМ УДАРЕНИЕМ [IrishU]Скачать

7. Буква ё

Видео:Русскйй язык. Ударение в русском языке. ВидеоурокСкачать

8. Склонение фамилий

Видео:Ударение - что это такое простыми словами и чем ударная гласная отличается от безударнойСкачать

9. Вариантность в языке

Видео:Выпуск №23. Вариантность в ударении.Скачать

10. Произношение и написание заимствованных слов

Видео:Выпуск № 18. Вариантность в ударении.Скачать

Репетитор онлайн

Видео:10 cлов с двумя вариантами ударения. Проверьте, знаете ли Вы их? | Русский языкСкачать

Учебники

Видео:Слова, в которых все путают ударения 👇 ПодписывайсяСкачать

Олимпиады

Видео:Ударение ТОП 5 Ошибок. Онлайн-школа EXAMhack. ОГЭ ЕГЭ Русский язык 2022Скачать

Видео

Видео:Три способа постановки ударения! Выбираем лучший! Как научить ребёнка ставить ударение в словах?Скачать

Полезные ссылки

Видео:Почему русское ударение такое сложное?Скачать

Летнее чтение

Видео:Как правильно ставить ударения? | Русский язык ЕГЭ 2023 #умскул #егэпорусскомуязыку #русскийязыкСкачать

Запоминалки

Видео:Русский 1 класс. Слоги и ударениеСкачать

Цитаты о языке

Скороговорки

Пословицы и поговорки

9. Вариантность в языке

Сегодня в «Азбучных истинах» поговорим о таком явлении, как наличие в языке вариантов ( достигнуть и достичь, в цехе и в цеху, одноврЕменно и одновремЕнно и т. п.) . С этим явлением связано сразу несколько заблуждений , распространенных в нашем обществе:

На самом деле : Вариантность – непременный атрибут литературного языка, а фиксация вариантов в словарях – неотъемлемая часть работы лингвистов-кодификаторов.

Б о льшая часть вопросов, поступающих в «Справочное бюро» портала «Грамота.ру», связана с понятием «языковая норма»: спрашивающих интересует правильное, нормативное написание, произношение, употребление тех или иных языковых единиц. Конечно, во многих случаях ответ на вопрос «Как правильно?» будет однозначным. Афера или афёра, жАлюзи или жалюзИ , под городом Кировом или под городом Кировым , Московский государственный университет или Московский Государственный Университет – на все эти вопросы, разумеется, будет дан ответ о корректности только одного варианта (соответственно: афера, жалюзИ, под городом Кировом, Московский государственный университет).

В то же время среди вопросов, с которыми носители языка обращаются к лингвистам, немало и таких, на которые невозможно дать ответ «Правильно только. ». В цехе или в цеху, дочерями или дочерьми, достичь или достигнуть – в этих случаях говорят о равноправности вариантов. Носитель языка вправе выбрать любой из них – тот, который в большей степени соответствует его языковому вкусу.

Надо признать, что формулировка ответа «Справочного бюро» «Это равноправные варианты. Выбираете Вы» – одна из самых нелюбимых посетителями портала. Пользователи ожидают однозначного ответа на вопрос: «Как правильно?» и, получив ответ о допустимости нескольких вариантов, задают повторный вопрос: «Но всё же – скажите, как правильнее». А в ряде случаев такая формулировка воспринимается читателями «Грамоты.ру» как нежелание прямо отвечать на поставленный вопрос.

О болезненной реакции носителей языка на существование вариантов говорят и коллеги-лингвисты. Так, филолог, журналист К. Д. Туркова в своей колонке в «Московских новостях» писала: «Я заметила, что одним из самых болезненных вопросов языкознания для тех, кто не имеет к лингвистике отношения, является вариантность языковых средств. Сколько раз я слышала от коллег и знакомых: “Ну у тебя как всегда: возможны оба варианта. Значит, просто не знаешь ничего! Должна быть жесткая норма”».

«Должна быть жесткая норма» – этот призыв к лингвистам избавиться от вариантности как от некоей «болезни» языка звучит постоянно, и с неменьшим упорством лингвисты повторяют, что вариантность – это не болезнь языка, а единственно возможный способ его развития. «Широкая общественность, не знакомая с закономерностями развития языка и его сложной внутренней структурой, часто требует «искоренения» вариантности, показа в словарях лишь одного способа выражения определенного содержания. Языковедов призывают устранить колебания, стандартизировать язык, так сказать, декретом сверху», – отмечал К. С. Горбачевич в книге «Вариантность слова и языковая норма» (Л., 1978).

На самом деле наличие в языке вариантов обусловлено двумя важнейшими языковыми тенденциями . С одной стороны это стремление к изменению и обновлению (а любой живой язык со временем изменяется; неизменными остаются только мертвые языки), с другой стороны – необходимость охранять старые устои. Это именно те две тенденции, о которых писал К. И. Чуковский в своей знаменитой книге «Живой как жизнь»: «Каждый живой язык, если он и вправду живой, вечно движется, вечно растет. Но одновременно с этим в жизни языка чрезвычайно могущественна и другая тенденция прямо противоположного свойства, столь же важная, столь же полезная. Она заключается в упорном и решительном сопротивлении новшествам, в создании всевозможных плотин и барьеров, которые сильно препятствуют слишком быстрому и беспорядочному обновлению речи» .

Итак, с одной стороны – вечное стремление к обновлению, с другой – оборонительная реакция на всё новое, необычное. Как найти компромисс между этими тенденциями? Такой компромисс найден, это и есть вариантность. Она обеспечивает плавный переход от старой нормы к новой.

Возьмем в качестве примера существительное лыжня. В наши дни мало найдется носителей языка, сомневающихся, как правильно произносить это слово. Между тем в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля это слово зафиксировано с ударением на первом слоге: лЫжня. В «Толковом словаре русского языка» Д. Н. Ушакова (который, напомним, вышел в 1935–1940) даны уже два варианта ударения: лЫжня и лыжнЯ. Словари современного русского языка отмечают вариант лЫжня как нерекомендуемый, сегодня единственно верным признается ударение на последнем слоге. Таким образом, наличие на определенном этапе развития языка вариантов лЫжня и лыжнЯ обеспечило плавный переход от старой нормы лЫжня к новой норме лыжнЯ. И это естественно: слово не может в один миг изменить ударение, родовую принадлежность или написание, этот процесс неизбежно занимает годы, десятилетия или даже столетия, в течение которых в языке существуют варианты.

Слово «столетия» отнюдь не преувеличение. В уже упомянутой нами книге К. С. Горбачевич приводит такие примеры: вариантность трАпеза – трапЕза зафиксирована еще в XV веке, колебание усугУбить – усугубИть отмечено в XVIII веке. Эти варианты дожили и до наших дней: в 4-м издании «Русского орфографического словаря» РАН (М., 2012) дано: трАпЕза, усугУбИть(ся). Конечно, в современном русском языке эти варианты неравноправны: предпочтение (в орфоэпических словарях, в словарях трудностей) отдается ударению трАпеза , усугубИть , но тот факт, что словари всё еще признают существование в языке вариантов трапЕза и усугУбить (пусть и уходящих на периферию), свидетельствует о том, что варьирование слов далеко не всегда ограничивается жизнью одного поколения.

Но рано или поздно вариантность в пределах той или иной языковой единицы всё равно заканчивается. Можно предположить, что через какое-то время вариант трапЕза исчезнет из словарей, а еще позже это, вполне вероятно, произойдет и с ударением усугУбить. «Варианты слова, – отмечает К. С. Горбачевич, – возникают и сосуществуют, конкурируя друг с другом, лишь в определенный исторический период. После этого они либо расходятся в лексических значениях, приобретая статус самостоятельных слов (остротА – острОта, крестный – крёстный ), либо теряют способность к свободному варьированию в связи с ограничением в сочетаемости (наострить нож – навострить лыжи, ноль внимания – свести к нулю) , либо (что бывает чаще всего) продуктивный вариант полностью вытесняет своего конкурента (дальный > дальний, Удить > удИть, пОезды > поездА) ».

Таким образом, наличие в языке вариантов в цехе и в цеху, дочерями и дочерьми, достичь и достигнуть не является «болезнью» языка, а их фиксация в словарях – не следствие безволия лексикографа, не решающегося выбрать тот или иной вариант. Это означает, что сегодня между этими вариантами идет конкуренция, обеспечивающая плавный переход от одной нормы к другой. Зная, что в современном литературном языке существует тенденция к сокращению числа слов, принимающих окончание — у в предложном падеже (см. об этом: Граудина Л. К., Ицкович В. А., Катлинская Л. П. Словарь грамматических вариантов русского языка. М., 2008), мы можем предположить, что через какое-то время ответ на вопрос: «Правильно в цехе или в цеху ?» – будет иным.

Очевидно, что состояние равноправности вариантов – это своего рода середина пути от старой нормы к новой: прежний вариант еще не ушел из языка, еще не стал устаревающим или устаревшим, а новый вариант уже получил «прописку» в языке и не воспринимается как нарушение нормы. Если варианты уже миновали эту стадию, они противопоставляются как актуальный – устаревший (например, старый вариант дЕньгами уступил место ударению деньгАми , но пока еще окончательно не вытеснен из языка). Если же какой-либо вариант закономерно возник в результате исторического развития языка и употребляется в литературной речи, но при этом еще не «дорос» до своего конкурента, он фиксируется в словарях на правах допустимого, при этом отмечается, что строгой литературной норме пока соответствует прежний вариант. Именно таково в наши дни соотношение кофе м. р. – кофе ср. р.: сейчас мужской род – строгая литературная норма, средний род – допустимое употребление. Наконец, варианты могут противопоставляться как нормативный – ненормативный, если новый вариант нарушает некий культурный запрет (каталОг – катАлог ).

Одна из самых интересных стадий на этом пути – момент «совершеннолетия» нового варианта. В какой момент запрещавшееся прежде употребление становится допустимым? Как языковеды принимают решение о включении в словарь того или иного варианта на правах разрешаемого? Это тема отдельной статьи и отдельного разговора. Скажем только, что одним из главных факторов, влияющих на признание варианта допустимым, является его соответствие законам языка. Например, лингвистам известно о наличии в языке такого явления, как перемещение ударения у глаголов на — ить в личных формах (этот процесс начался в конце XVIII века). Какие-то глаголы уже прошли этот путь, например: грузИшь > грУзишь, варИт > вАрит, платИт > плАтит ), какие-то – только проходят его, к последним относится и глагол включить . Знание этой тенденции дало авторам вышедшего в 2012 году «Большого орфоэпического словаря русского языка» М. Л. Каленчук, Л. Л. Касаткину, Р. Ф. Касаткиной основания зафиксировать вариант вклЮчит (запрещавшийся ранее) в качестве допустимого (при строгой литературной норме включИт ). Нет сомнений, что этот вариант, уже прошедший путь от запрещаемого до допустимого, продолжит движение в сторону единственно возможного и рано или поздно вытеснит старое ударение включИт , подобно тому как некогда новый вариант плАтит вытеснил старое ударение платИт.

В то же время не менее важным фактором, влияющим на признание нормативности того или иного варианта, является его общественное одобрение. Именно поэтому ударение звОнит (а с глаголом звонить происходит точно такой же процесс, что и со словами грузить, платить, включить ) пока не отмечено в словарях в качестве допустимого: образованная часть общества относится к этому варианту резко негативно. И хотя ударение вклЮчит не вызывает столь резкого протеста, как звОнит , этот вариант тоже не является социально одобряемым, именно поэтому фиксация его в «Большом орфоэпическом словаре русского языка» вызвала немало споров.

Здесь необходимо отметить, что разговор о борьбе старого и нового легко вести, приводя примеры вариантов, когда-то прошедших путь от недопустимых к единственно возможным (как, например, ударение лыжнЯ или плАтит ): мы не застали этого перехода, он не вызывает у нас отрицательных эмоций. Но ведь вариантность, как нам теперь известно, – естественное свойство литературного языка. Борьба вариантов продолжается и в наши дни; выходят словари русского литературного языка, лингвистам-нормализаторам постоянно приходится принимать зачастую непопулярные решения о включении в словари тех или иных новых вариантов. Даже понимая, что изменения в языке неизбежны, мы нередко отказываемся принимать тот факт, что они происходят на наших глазах, и негативная реакция некоторой части общества на известие о допустимости варианта вклЮчит – тому пример. Между тем когда-то столь же бурные эмоции вполне могло вызывать новое ударение плАтит – а через несколько столетий наши потомки, возможно, удивленно будут восклицать: «Неужели в языке когда-то была форма включИт ?» – подобно тому как нам кажется диковинным ударение платИт.

В заключение скажем о еще одном заблуждении, связанном с вариантностью и работой лингвистов-кодификаторов. Некоторые носители языка убеждены, что фиксация вариантов в словарях – примета именно нашего времени, следствие «вседозволенности» и «деградации» языка, в противоположность прежним «строгим временам», когда варианты в словарях не допускались (даже если они реально существовали в языке), а многие из ныне разрешаемых вариантов строго запрещались.

Конечно, произошедшая в России в последнее два десятилетия демократизация языка сказалась и в смягчении нормативных оценок. Кое-что из того, что ранее строго осуждалось как «неправильное», получило характеристику «не рекомендуется», а некоторые не рекомендуемые прежде варианты вошли в состав литературного языка. Можно назвать несколько вариантов, которые стали допустимыми, но раздражают многих носителей языка. Это варианты нет носок (прежде разрешалось только носков ), брелки (прежде – только брелоки ), а также уже упомянутое ударение вклЮчит . Но ошибкой было бы думать, что в словарях, выходивших в советскую эпоху, варианты не показывались вовсе или – в случае их фиксации – выбор всегда делался только в пользу одного варианта, а все разрешенные ныне «вольности» были строго запрещены.

Да, среди словарей ударений, словарей трудностей были (и есть) особые издания, адресованные работникам эфира, где в подавляющем большинстве случаев дается только один вариант (чтобы исключить ситуации, когда один диктор говорит твОрог , а другой следом – творОг ). Но и в советскую эпоху выходили словари, стремившиеся к более полному описанию вариантов, существующих в языке. Например, словарь-справочник «Русское литературное произношение и ударение» под ред. Р. И. Аванесова и С. И. Ожегова (М., 1959) фиксирует: инАче и Иначе, крУжишься и доп. кружИшься, творОг и доп. твОрог. Более того – в этом словаре зафиксирован (с пометой разг. ) и такой одиозный вариант, как дОговор (а пометой разг . в этом словаре сопровождались «варианты, которые широко распространены в живой, обиходной разговорной речи и отвечают тенденциям развития языка»). Таким образом, распространенное суждение о том, что этот вариант – нововведение последних лет (а про дОговор вспоминают почти каждый раз, когда рассуждают о «деградации» языка в наши дни и деструктивной работе лингвистов-нормализаторов) не соответствует действительности: о соответствии этого ударения тенденциям развития языка лексикографы говорили более полувека назад.

Теперь мы можем сформулировать азбучную истину № 9.

Азбучная истина № 9 . Наличие вариантов – непременный атрибут литературного языка, который постоянно меняется и в то же время стремится сохранить свои устои . По словам К. С. Горбачевича, «стадия варьирования и постепенная замена конкурирующих способов выражения обеспечивают менее ощутимый и не столь болезненный сдвиг нормы, в немалой степени способствуя существованию известного парадокса: язык изменяется, оставаясь самим собой». Фиксация вариантов в словарях и оценка их в конкретный исторический период как равноправных, допустимых или ненормативных – неотъемлемая часть работы лингвистов-нормализаторов.

Вариативность ударений

Однако все ли разночтения в ударениях следует безоговорочно считать ошибкой? Конечно, нет. Для ударения тоже существует понятие вариантности, означающее наличие в некоторых словах вариантов ударения, применяемых в разных ситуациях общения.

Чтобы не допустить ошибки в постановке ударения, следует знать не только норму, но и типы вариантов, а также условия, при которых может быть использован тот или иной из них. Для этого рекомендуется пользоваться специальными словарями и справочниками. Лучше всего прибегать к помощи «Орфоэпического словаря русского языка». В нем дается система нормативных помет (единая для оценки вариантов произносительных, акцентных и морфологических), которая выглядит следующим образом.

1.Равноправные варианты. Они соединяются союзом и: волнами и волнами; искристый и искристый; баржа и баржа; лосось и лосось. С точки зрения правильности эти варианты одинаковы.

2.Варианты нормы, из которых один признается основным:

а) Помета «допустимо» (доп.): творог и доп.творог; отдал и доп.отдал; будней и доп. буден ;кулинария и доп. кулинария. Первый вариант является предпочтительным, второй оценивается как менее желательный, но все-таки находится в пределах правильного. Чаще используется в разговорной речи;

б) Помета «допустимо устаревшее» (доп. устар.): индустрия и доп.устар.индустрия; собрался и доп.устар.собрался; ханжество и доп.устар.ханжество.

Помета указывает, что оцениваемый ею вариант постепенно утрачивается, а в прошлом он был основным.

Из двух вариантов, один из которых признается основным, рекомендуется употреблять первый вариант, считающийся предпочтительным.

Словарь включает в себя также варианты, находящиеся за пределами литературной нормы. Для указания этих вариантов вводятся так называемые запретительные пометы:

«не рекомендуется» (не рек.) – алфавит! не рек.- алфавит; баловать! не рек. баловать; подростковый! не рек. подростковый; договорный! не рек. договорной.

Эта помета может иметь дополнительную характеристику «устаревающее» (не рек. устар.). Варианты, имеющие эту помету, представляют собой бывшую форму. Сегодня они находятся за пределами нормы, например: диалог! не рек. устар. диалог; остриё! не рек. устар. острие; револьвéр! не рек. устар. ревóльвер; украúнцы! не рек. устар. укрáинцы.

«неправильно» (неправ.) – атлéт! неправ. атлёт, неправ. áтлет; кýхонный! неправ. кухóнный; договорённость! неправ. договоренность; добыча! неправ. добыча;

«грубо неправильно» (грубо неправ.)- документ! грубо неправ. документ; инженеры! грубо неправ. инженера; инструмент! грубо неправ. инструмент; ходатайство! грубо неправ. ходатайство.

Специалисту-профессионалу, руководителю любого звена не следует употреблять варианты, имеющие запретительные пометы.

Целый ряд вариантов ударения связан с профессиональной сферой употребления. Есть слова, специфическое ударение в которых традиционно принято только в узкопрофессиональной среде, в любой другой обстановке оно воспринимается как ошибка. Словарь фиксирует эти варианты. Например:

дубляж, -а / в профессион. речи дубляжа

искра / в профессион. речи искра

аммиак, -а /у химиков аммиака

эпилепсия/ у медиков эпилепсия

шприц,-а, мн. –ы,-ев/ у медиков ед.шприца,мн. –ы,-ов

флейтовый,ая,-о/ у музыкантов флейтовый

компас,-а,мн.-ы,-ов/ у моряков компас

Кроме «Орфоэпического словаря русского языка», ценным пособием является «Словарь ударений для работников радио и телевидения» (составители Ф.А. Агеенко, М. В. Завра, под ред. Д.Э. Розенталя). В нем приводятся слова и формы, постановка ударений в которых может вызвать затруднение, даются трудные по произношению географические наименования, имена и фамилии политических деятелей, ученых, художников, писателей, артистов, названия газет, журналов, телеграфных агентств, музыкальных произведений.

Особенность данного словаря состоит в том, что он указывает единую произносительную норму, т.е. фиксирует только предпочтительный вариант.

Об ударении в словах можно справиться также в орфографических, толковых словарях русского языка, в различных словарях — справочниках, в пособиях по культуре речи. Словарики ударений периодически публикует на своих страницах журнал «Русская речь».

Иногда для того, чтобы получить более полные и точные сведения об ударении в том или ином слове, недостаточно посмотреть только один словарь.

Возьмём, к примеру, слово аргоно´мия. В толковом словаре В. И. Даля, в словарях современного русского литературного языка это слово даётся только с указанным ударением. А в семнадцатитомном академическом словаре отмечается, что слово употреблялось в XIX в. и с иным ударением — аргономи´я.

Любопытна в этом отношении подача в разных словарях слово зубчатый. В.И. Даль разграничивал слово зýбчатый и зубчáтый по значению: «зубчатый, зубовúдный, зубообрáзный, подобный зубу, похожий на зуб, на клык. Зубчáтый, образующий зубцы, зубчики; ломаный по очерку, с мысками, с язычками, выступами».

В Большом академическом словаре, В «Словаре русского языка» С.И. Ожегова, в «Словаре ударений для работников радио и телевидения» слово зубчáтый фиксируется только с одним ударениям. В «Словаре трудностей русского языка» (М., 1976) читаем: зубчáтый (реже зýбчатый), т.е. словарь признаёт оба варианта, но отмечает, что одно из произношений менее распространено. Если обратится к «Словарю русского языка» (Т. 1. М., 1981), то в нём оба произношения даны как равнозначные варианты: зубчáтый и зýбчатый. А «Орфоэпический словарь русского языка» (М., 1983) даёт это слово с запретительной пометой: не рек. зубчáтый.

Вопросы для самоконтроля

1. Раскройте понятие «орфоэпия».
2. Каковы основные законы произнесения гласных и согласных звуков?
3. Охарактеризуйте термин «акцентология», раскройте его содержание.
4. Каковы основные особенности ударений в русском языке?
5. Расскажите о различных вариантах в ударении.

ЗВУКОПИСЬ

Гибкость и выразительность звучащей речи особенно хорошо «видна» в различных текстах, в которых авторами использован один из самых сильных поэтических приемов – звукопись.Она, как известно, достигается искусной фонетической организацией речи: подбором слов близкого звучания, виртуозным сочетанием звуков, повторением одного и того же звука или сочетания звуков, повторением слов, которые своим звучанием напоминают слуховые впечатления от изображаемого явления.

Напомним, что повторение одинаковых или сходных согласных называется аллитерацией (от лат. Ad «к, при, со» littera «буква», букв.: «собуквие»), а повтор гласных – ассонансом (фр. аssonance «созвучие»).

Еще в полях белеет снег, [б′]

А воды уж весной шумят – [в в′]

Бегут и будят сонный брег, [б′ б б]

Бегут и блещут и гласят… [б′ б]

Гой ты, Русь, моя родная, [р с’ р]

Хаты – в ризах образа… [р’ з р з]

Не видать конца и края – [ц р]

Только синь сосет глаза. [с’ с с’ з]

Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо. Звезды блещут.

Своей дремоты превозмочь

Не хочет воздух…

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела…

Акустические возможности слова были хорошо известны древнерусским писателям. Достаточно вспомнить «Слово о полку Игореве», где встречается прием звукописи. Вот только два примера: «В пятокъ потопташа поганыя плъкы половецкыя» — обилие глухих согласных звуков передает звуковую картину движения тяжело вооруженного войска; «Сабли изъострени, сами скачуть аки серыи влъци» — свистящие согласные дополняют впечатление быстро скачущего войска.

В русской речи распространенным типом звукового повтора является аллитерация. Объясняется это тем, что в фонетической системе русского языка доминирующее положение занимают согласные звуки, так как их значительно больше, чем гласных (6 гласных фонем – 37 согласных), и они выполняют в языке смыслоразличительную функцию, несут основную информацию.

Семантическую весомость согласных можно увидеть, если сравнить сокращенную запись слов, сделанную при помощи только гласных или только согласных.

НЕКРАСОВ

К таким же выводам о роли согласных в смысловом различении слов, в их «узнавании» может привести наблюдение за популярной телеигрой «Поле чудес»: правильно названные согласные значительно облегчают поиск верного ответа, по одним же гласным догадаться о слове чрезвычайно трудно.

Вот в чем причина того, что выразительно-изобразительные возможности аллитерации шире, чем ассонансов: семантическая весомость согласных способствует установлению разнообразных предметно-смысловых ассоциаций.

Вместе с тем и роль гласных звуков исключительно важна, так как они задают тон речи, наполняют её звучанием, музыкальностью. Установлено, например, что, несмотря на то, что гласных звуков в 6 раз меньше, чем согласных, они составляют почти половину звуков в речи (примерно 40%). Повышенная частотность употребления гласных придает русской речи напевность, а сочетание возможностей гласных и согласных создают необыкновенную красоту фонетического строя русского языка, что и имели в виду многие писатели, в частности Н.М.Карамзин, к словам которого мы обратились в начале этой главы; В.Г. Белинский, так характеризующий язык Пушкина: «…всё акустическое богатство, вся сила русского языка явилась в нем в удивительной полноте; он нежен, сладостен, мягок, как ропот волны, тягуч и густ, как смола, ярок, как молния, прозрачен и чист, как кристалл, душист и благовонен, как весна, крепок и могуч, как удар меча в руке богатыря».

Русская звуковая система предоставляет безграничные возможности для использования приема аллитерации и ассонанса (а иногда того и другого одновременно!) в поэтической речи. И эти тончайшие звуковые колебания используют русские поэты.

Так, стихотворение В. Хлебникова «Слово о Эль» построено на противопоставлении и чередовании двух близких и противоположных по ощущениям звуков — [л] и [л’]. В [л] поэт как бы видит сдерживающее, приземленное начало (ласты, лыжи, лодка, лопасть, латы). Там, где [л’], — там облегчение, полет (летаем, легкий, блистая, любили). Сочетание и чередование этих звуков (а они противопоставлены по высоте) вызывает ощущение смены легкости и тяжести – ощущение движения волны:

Когда лежу я на лежанке [л’ л’]

На ложе лога на лугу [л л л]

Я сам из тела сделал лодку, [л л л л]

И лень на тело упадет… [л’ л]

В конце стихотворения необычайно легко и звонко звучит непрерывно повторяющийся звук [л’]:

Когда мы легки, мы летим, [л’ л’]

Когда с людьми мы, люди, легки, — [л’ л’ л’]

Любим. Любимые – людимы [л’ л’ л’]

Эль – это легкие Лели. [л’ л’ л’ л’]

Точек возвышенный ливень, [л’]

Эль – это луч весовой, [л’ л]

Воткнутый в площадь ладьи [л л]

Нить ливня и лужа [л’ л]

В любви сокрыт приказ [л’]

Любить людей, [л’ л’]

И люди те, кого любить должны мы [л’ л’ л]

Не только восхищение вызывает фонетическая система русского языка. Издавна поэты и учёные пытались уловить связь между звучанием слова и его смыслом. Уже в XVIII в. М.В. Ломоносов в «Риторике» доказывает, что поэт, слагая свои стихи, подбирает слова не только по смыслу, но и по звучанию: «В российском языке, как кажется, частое повторение письмена А способствовать может к изображению великолепия, великого пространства, глубины и вышины; учащение письмен Е, И, [ять], Ю – к изображению нежности, ласкательства, плачевных или малых вещей, через Я показать можно приятность, увеселение, нежность, и склонность, через О, У, Ы – страшные и сильные вещи: гнев, зависть, боль, и печаль».

Много интересных наблюдений о связи звука и смысла мы находим в статьях К. Бальмонта. «Море настолько чарует человека, — пишет он, — что, едва заговорив о нем, лишь его назвав, он уже становится поэтом… Разве в русском море, латинском mare, в полинезийском моана, в перепетом разными народами слове океан не слышится весь шум этих водных громад, размерный объем великого гуда, и дымы туманов, и великость морского безмолвия? От немого безмолвия до органного гула прилива и отлива, от безгласной тишины, в себе затаившейся, до пенного бега взмыленных коней Посейдона, — вся полносложная гамма оттенков включена в три эти магические слова – море, моана, океан».

К. Бальмонт называл слово волшебным чудом из всего того, что «есть ценного в человеческой жизни», «звуковым изваянием», способным отдельными своими элементами передать особое ощущение, душевное состояние. Каждый звук нашей речи, по мнению поэта, есть «малый колдующий гном», волшебство в любом слове, звук неслучаен, а преисполнен глубочайшего смысла и образности.

Характеризуя каждый звук речи, К. Бальмонт пытается даже наделить его смысловой нагрузкой, закрепить за ним определенные образы. «О – звук восторга, — пишет он, — торжествующее пространство есть О: — Поле, Море, Простор. Все огромное определяется через О, хотя бы и темное: стон, горе, гроб похороны, сон, полночь. Большое, как долы и горы, остров, озеро, облако. Долгое, как скорбная доля. Огромное, как Солнце, как Море. Грозное, как осыпь, оползень, гром… Запоет, заноет, как колокол… Высокий свод взнесенного собора. Бездонное О».

Говоря о звуковой инструментовке целых фраз русский писатель Евгений Замятин писал: «Всякий звук человеческого голоса, всякая буква – сама по себе вызывает в человеке известные представления, создает звукообразы. Я далек от того, чтобы приписывать каждому звуку строго определенное смысловое или цветовое значение. Но р ясно говорит мне о чем-то громком, ярком, красном, горячем, быстром. Л – о чем-то бледном, голубом, холодном, плавном, легком. Звук н – о чем-то нежном, о снеге, небе, ночи… Звуки д и т – о чем-то душном, тяжелом, о тумане, о тьме, о затхлом. Звук м – о милом, мягком, о матери, о море. С а – связывается широта, даль, океан, марево, размах. С о – высокое, глубокое, море, лоно. С и – близкое, низкое, стискивающее и т.д.».

Правы ли поэты, писатели? Можно ли довериться их фонетическому и эстетическому вкусу? Этот вопрос волнует и ученых-лингвистов. Они провели многочисленные эксперименты с восприятием звуков языка и оценкой их смысловой нагрузки. Некоторые результаты этих поисков вы найдете в книге Л.П. Крысина «Жизнь слова». Он пишет, что звуки оцениваются носителями языка по различным признакам – по величине, силе, красоте… Так, «звуки в, а, р, о воспринимаются как сильные, в противоположность ю, п’; звук х’ оценивается как «плохой», «маленький», «хилый», «пассивный», а звук а, напротив, как «большой», «хороший», «активный»; к, ш, ж, с, ф, щ кажутся говорящими «шероховатыми», а о, и, м, л, у – «гладкими». Даже такие свойства, как храбрость, печаль, доброту, обнаруживают люди, владеющие русским языком, в различных звуках родной речи: а и я – «храбрые», а с и х’ – «трусливые»; а, р’ и я – «радостные», а с’,к ,т’ – «печальные»; д’, н’, л’, м´ – «добрые», а ж, с, э, ф – «злые»…».

Упоминаемая уже книга А.П. Журавлева «Звук и смысл», адресованная учащимся, продолжает волнующий разговор о существовании какой-то силы, связывающей звук и смысл в языке, при этом привлекаются результаты новых исследований в области русской лингвистики. В последние годы даже родилась новая филологическая область теории содержательности звуковой формы в языке. Эта наука получила название фоносемантика(от гр. Phone – звук + semanticos – «обозначающий»), а автор названной нами книги – один из основателей нового направления.

В главе «Звуковые узоры» А.П. Журавлев рассказывает о том, как в ткани одного произведения переплетаются разные настроения и как при этом меняется звуковая инструментовка текста. Для анализа взяты хорошо известные стихотворения. Одно из них – «Я помню чудное мгновенье…». В первом четверостишии пушкинского произведения компьютер, опираясь только на звуковую ткань произведения, сразу улавливает общую тональность звучания и характеризует ее признаками «нежный», «светлый». Это впечатление создается повтором звуков [е, н, в’, м]. Затем тональность меняется, появляются ноты грусти которые все усиливаются от второй к четвертой строфе. Компьютер отмечает и изменение звукового оформления этих строк. Теперь машина характеризует 2-4-ю строфу признаками «минорный», «темный», поскольку доминирующий оказываются совсем другие звуки [х, г, ж, ы].

Но в последних двух строках стихотворения вновь создается первоначальная эмоционально-образная мелодия, возвращаются признаки «нежный», «светлый», причем они становятся более яркими, более четко выраженными. А происходит это потому, что к доминирующим звукам первой строфы [е, н’, в’] здесь присоединяется еще очень «нежные» и «светлые» и и л’. «М.И. Глинка почувствовал переплетение тональностей стихотворения и точно выразил этот рисунок в музыке своего знаменитого романса. И в этом слиянии многозвучного содержания стихотворения со сложной значимостью его фонетической формы и с глубоко содержательной музыкой романса – в слиянии этих трех линий, выполненных по единому рисунку, одна из тайн совершенной гармонии творения двух гениев».

А вот другое стихотворение (тоже очень известное), которое может стать предметом образно-звукового анализа, — «О, весна без конца и без краю…» А. Блока. Общий тон машина определяет как «яркий», «радостный». Но это только общий фон, на котором происходит борьба, движение контрастных образов. Вот как об этом рассказывает исследователь фоносемантики: «Это гимн жизни. Но жизнь сложна и полна противоречий. В ней плач и смех, в ней удачи и мучения, возвышенное и низменное. Поэт приветствует хмельную весну жизни, но приветствует «звоном щита», готовясь к битве с ней, «ненавидя, кляня и любя».

Сложность содержания подчеркивается сложным набором контрастных доминирующих звуков, причем господствующие отклонения от нормы, как правило, резкие, напряженные

Среди доминирующих и самые «грубые» р, д и самые «нежные» ю, и, самые «темные» х, ы и самые «светлые» ю, и, з.

Текст стихотворения невозможно расчленить на отрывки с каким-то единым настроением, чувства и образы переплетены неразрывно. Соответственно и линии контрастных звуков образуют сложно переплетенный узор, пронизывающий всю звуковую ткань произведения.

Проследим хотя бы за линиями двух наиболее заметных доминант – ю и х. Мелодия ю светла, мажорна: узнаю, принимаю, приветствую, встречаю, любя. А вот мрачная, минорная линия х: В завесах темных окна, колодцы земных городов, томленья рабьих трудов, в змеиных кудрях, на холодных и сжатых губах.

Противоборство линий создают и другие контрастные звуки, подчеркивая контрасты светлых и мрачных тонов в стихотворении».

В книге А.П. Журавлева вы найдете и любопытный материал о цветовом значении звуков родного языка, о «цветозвукописи» в русской поэзии. Например, рисунок гласных в стихотворении А. Тарковского «Петровские казни» создает ту же цветовую гамму, в которой выполнена картина В. Сурикова «Утро стрелецкой казни». Удивительное взаимопроникновение произведений разных жанров искусств наблюдаем и в стихотворении А. Тарковского «Пускай меня простит Винсент Ван Гог» и в картине этого выдающегося французского художника «Звезда и кипарис»; в стихотворении А. Блока «Гамаюн, птица вещая» и в картине В. Васнецова с тем же названием.

Стоит только выразительно прочитать знаменитое пушкинское «Буря мглою небо кроет», как вы услышите доминирующие звуки [ж, у, з, в´, р], предающие напряженное завывание зимней бури. А в стихотворении Ф.И. Тютчева «Весенняя гроза» почувствуют, как «гремят» [г, р, б]. В басне И.А. Крылова «Осел и Соловей» вы угадаете виртуозную песню соловья (прищелкивание, присвистывание, трели).

У слушающих возникают одинаковые слуховые ассоциации и образы, потому что эта связь звука и смысла во многом определяется акустическими, и артикуляционными свойствами звуков, особенностью их произношения.

Так, звонкий дрожащий упругий звук [р] связывается в нашем сознании со значением активного шума, грома, грохота, раската, торжественного звона:

По небу голубому

Проехал грохот грома. [р р р]

Пирует Петр. И горд, и ясен [р р р]

И славы полон взор его. [р]

И царский пир его прекрасен. [р р р‘ р]

Настойчивое повторение прикрытого лабиализованного звука может усилить настроение легкой грусти, нежности:

Люблю березу русскую, [у у у у у у]

То светлую, то грустную. [у у у у у]

Плавный мягкий звук [л’] создает впечатление мягкости, напевности, пластичности:

С осторожностью птицелова [л]

Я ловлю крылатое слово , [л л′ л л]

И лелею его, и любуюсь им вволю.[л′ л’ л’ л’]

И, жалея его, отпускаю на волю. [л′ л’]

Скопление звуков [л] и [в], их чередование, перекатывание рисуют звуковой образ ветра, то усиливающегося, то ослабевающего. Мы будто чувствуем ласковое его дуновение, обволакивающее, приятное прикосновение:

Я вольный ветер, я вечно вею, [в л′ в’ в’ в’]

Волную волны, ласкаю ивы, [в л в л л в]

В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,[в′ в’ в вф]

Лелею травы, лелею нивы. [л′ л’ в л’ л’ в]

Глухие шипящие и свистящие звуки ассоциируются с таинственными ночными шорохами, шумом ветра, легкими шагами, шуршанием и чуть слышным шелестом листьев:

Шуршат камыши, [ш ш ш]

В камышах – малыши [ш ш]

Полуночной порой в болотной глуши [ч′ ш]

Чуть слышно, бесшумно

шуршат камыши. [ч′ с ш ш ш ш ш]

Я, белоснежный, печальный

бубенчик-ландыш, [с ж ч’ ч’ ш]

Шуршу в свой чепчик, [ш ш ф с ч’ ч’]

Зефира легче [ф х ч’]

Для птичек певчих. [ч’ ф ч’ х]

Костер мой догорал на берегу

Шуршали шелесты струистого

стекла, [ш ш ш ст ст ст ст’]

И горькая душа тоскующей

В истомной мгле качалась и текла [ст ч’ с’]

Слышат шорохи тихих теней: [с ш т ш х т’ х’ х т’]

В час полуночных видений, [ф ч’ с п ч’ х]

В дыме облака, толпой, [к т п]

Прах оставя гробовой [п х с т]

С поздним месяца восходом, [с п з’ с’ ц с х]

Легким, светлым хороводом [х’ к’ с т х]

В цепь воздушную свились… [ф ц п’ ш с с’]

В последнем отрывке из баллады «Людмила» Жуковский изобразил появление призраков, «шорохи тихих теней» скоплением не только шипящих и свистящих звуков, но и глухих согласных.

Сочетание звонкого шипящего [ж] с другими шипящими и свистящими звуками связано в нашем сознании с представлением о назойливом жужжании насекомых:

Оса жужжала [с ж ж]

А встретила Шмеля [ф с ш]

И хвост поджала. [х с ж]

Необычно прием звукописи использован в шуточном «не стихотворении» (по определению самого автора) с длинным названием

«Как ловкий бегемот

гонялся за нахальной мухой

В тесной комнате, где было

Много стеклянной посуды»:

Ж ж ж ж ж ж ж ж

Ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж

Ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж

Ж ж ж ж ж ж ж ж

Ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж

Это необычное стихотворение построено на приеме звукоподражания, то есть на употреблении слов, которые своим звучанием напоминают слуховые впечатления от изображаемого явления. В другом стихотворении «На что жалуется калитка» С. Погореловского настойчивое повторение звука [ж] создает впечатление, будто мы слышим резкие и неприятные звуки, которые издает старая скрипучая калитка:

Тебе прилежно [ж]

Заржавленную [з ж]

Искусное сочетание звонких и глухих, шипящих и свистящих согласных в стихотворении С. Есенина «С добрым утром!» передает несмелые звуки пробуждающей природы в предрассветный час:

Задремали звезды золотые, [з зв’ зд з]

Задрожало зеркало затона, [з ж з’ з]

Брезжит свет на заводи речные [ж с’ з ч’]

И румянит сетку небосклона. [с’ с]

Улыбнулись сонные березки, [с’ с с]

Растрепали шелковые косы. [с ш с]

Шелестят зеленые сережки, [ш с’ з’ с’ ш]

И горят серебряные косы. [с’ с]

Итак, секрет звукописи состоит в том, что звук способен порождать у нас совершенно определенные ассоциации. Вот почему, читая описание сражения в поэме А. Пушкина «Полтава», мы слышим и скрежещущие звуки сабельных ударов:

Тяжкой тучей, [ш ч’]

Отряды конницы летучей, [ц ч’]

Браздами, саблями стуча, [зд с с ч’]

Сгибаясь, рубится с плеча… [зг с’ ц с ч’]-

и тяжелый глухой топот пехоты:

Пехота движется за нею, [п’ х т ц]

И тяжкой твердостью своею [т ш к т с’ т’ с]

Ее стремление крепит [ст к’ п’ т]-

и раскаты пушечной канонады, шипение пушечных ядер:

Бросая груды тел на груду, [р р р]

Шары чугунные повсюду [ш р ч’ фс]

Меж ними прыгают, разят, [ ш р р з′]

Прах роют и в крови шипят. [р р ф р ш]

Мы видим и слышим, как каждое слово проверено поэтом на слух, выверено в сочетаниях с другими. Звуковая инструментовка стиха достигается прежде всего повторами звуков определенного качества: в первом отрывке – скоплением шипящих, свистящих, во втором – обилием глухих согласных, в третьем – настойчивым повтором шипящих и звука [р].

Прислушаемся еще к одному поэтическому тексту:

Бузина цельный сад залила!

Бузина зелена, зелена!

Зеленее, чем плесень на чане.

Зелена – значит, лето в начале!

Синева – до скончания дней!

Бузина моих глаз зеленей!

Повтор гласных (а, е), согласных (л, н, з, ч) многоголосая их перекличка как бы отражают буйное торжество красок. Чем больше звуков вовлекается в такую «перекличку», чем заметнее их повторение, чем больше ощущается звуковой контраст, тем большее эстетическое наслаждение приносит нам звучание текста. Как отмечают современные ученые, «заметное отклонение звуков от нормы резко повышает их информативность, соответствующая символика как бы вспыхивает в сознании (подсознании) читателя, окрашивая фонетическое значение всего текста».

Стихотворение З. Гиппиус «Свет», написанное в 1915 г., как звуковое эхо передает ужасающую музыку войны, смерти: свист, зуд, шипение, завывание…

Долгие, долгие звоны,

Жалость, язвящая, жаркая,

Путь все круче, круче,

Все уже, уже, уже,

Ужас душу рушит,

Звуковые повторы как художественный прием используется и в прозаических произведениях. Большим мастером звукописи был А. Белый, творчество которого обычно характеризуется специальными терминами – поэтическая проза, ритмическая проза, орнаментальная проза(совмещающая в себе характерные черты прозы и поэзии). Звуковой инструментовке своих произведений он придавал особое значение, о чем писал в предисловии к роману «Маски»: «Считаю все это нужным сказать, чтобы читатель читал меня, став в слуховом фокусе; если он ему чужд, пусть закроет книгу; очки – для глаз, а не для носа; табак для носа, а не для глаз. Всякое намерение имеет сои средства». Убедитесь в этих «слуховых фокусах», сравнивая и анализируя два отрывка из повести А. Белого «Котик Летаев»:

…точка, понятие, множится, многим смыслом и вертит, чертит мне звенья – кипящей, горящей, летящей, сверлящей спирали…

Папа едет на лекции: лекции – линиилистиков; многолетие прожелтило их; листики сшиты в тетрадку; по линиям листиков – лекций! — летает взгляд папочки; линии лекций – значки: круглорогий прочерченный икс хорошо мне известен; он – с зетиком, с игреком.

Говоря о звуковой гармонии, благозвучии поэтической речи, нельзя не вспомнить некрасовский «неуклюжий стих» (слова самого поэта). Звуковой анализ стихов Некрасова показывает, что в них намеренно сгущаются шипящие, свистящие согласные и звук [р]:

В пошлой лени усыпляющий [ш с ш′]

Пошлых жизни мудрецов, [ш ж з ц]

Будь он проклят, растлевающий [р р с ш′]

Пошлый опыт – ум глупцов. [ш ц]

Что тебе эта скорбь вопиющая, [ш с р ш’]

Что тебе этот бедный народ? [ш р]

Вечным праздником быстро бегущая [ч’ р з с р ш’]

Жизнь очнуться тебе не дает. [ж ч’ ц]

Современники упрекали Некрасова за его «чихающий стих», пародировали его:

От ликуюш – чих! праздно болтаюш – чих!

Обагряюш – чих! руки в крови

Уведи меня в стан погибаюш – чих!

За великое дело любви!

Поэтическое мастерство Некрасова как раз и проявляется в том, что «его стихотворная речь как нельзя лучше гармонировала с демократической тематикой его поэзии и противостояла гладкописи эпигонов пушкинского периода».

Однако специалисты в области русской фоники отмечают, что использование разнообразных звуковых повторов не всегда свидетельствует о бесспорных стилистических достоинствах художественного произведения. Злоупотребление аллитерациями, ассонансами приводит к навязчивому, а иногда противоестественному усилению фонетической стороны речи в ущерб смысловой. Результатом подобного фонетического эксперимента многие исследователи, например, считают стихотворение И. Северянина «Сонмы весенние»:

Сонные сонмы сомнамбул весны

Сонно манят в осиянные сны.

Четко ночами рокочут ручьи.

Звучные речи ручья горячи.

Плачут сирени под лунный рефрен.

Очи хохочут песчаных сирен.

Лунные плены былинной волны.

Сонные сонмы весенней луны.

Звуковые повторы могут привести и к неблагозвучию речи. К.И. Чуковский советовал молодым поэтам внимательнее относиться к звуковой стороне речи. «Ни в одном стишке, сочиненном детьми, я не встречал таких жестких, шершавых звукосочетаний, какие встречаются в некоторых книжных стихах», — писал Чуковский и приводил примеры звуковых нелепиц: «Ах, почаще б с шоколадом… — щебсш!»; «пупс взбешен – ппсвзб!» Поэт возмущается: «Попробуйте произнести это вслух. Нужно ненавидеть ребят, чтобы предлагать им такие языколомные щебсшы».

Порой неблагозвучное скопление звуков появляется и в произведениях талантливых писателей. Так, нередко встречается в русской поэзии явление, получившее название – гиатус(от лат. Hiatus – «отверстие, дыра»). Этим термином обозначают зияние, неблагозвучное скопление гласных на стыке двух или трех слов:

И под гармонию ЕЯ Я строил стих (А. Майков). Через ливонскИЕ Я проезжал поля (Ф. Тютчев).

Явление гиатуса обыгрывается в стихах-экспериментах. Некоторые из них принадлежат перу Александра Кондратова – ученика В. Хлебникова:

Ваяю

Ваяю я: и Ии – «уа»…

Ио – «ау!» А Эа – аи!

(Античная ИО (возлюбленная Зевса), современная Ия и царство Эа, которое отождествляется с Колхидой)

Нужно сказать, что на эффекте фонетического повтора строятся многие другие поэтические эксперименты, блистательным мастером которых является исследователь-лингвист А. Кондратов. Вот еще одна разновидность звуковой игры – тавтограммы(от греч. Tautos – «тот же самый» + gramma «письмо, запись») – игровые стихи, в которых все слова начинаются с одной и той же буквы.

Оцепенение

Облик осени Один остался…

Охрой – осины. Осень опять обняла

Облака оловянные. Оцепененьем.

Озерцо

Остья овса, озерцо

Вопросы для самоконтроля

1. Что такое звукопись?
2. Назовите виды звукописи.
3. Дайте определение понятию «ассонанс».
4. Дайте определение понятию «аллитерация».