Видео:Александр Филиппенко читает рассказ Бабеля из цикла «Гершеле»Скачать
Как уходили гении. Исаак Бабель
(1 июля 1894 — 1940)
Исаак Эммануилович Бабель родился 1 (13) июля 1894 года. Его главные произведения — «Конармия» и «Одесские рассказы». Он стал одним из немногих советских прозаиков, популярных и за рубежом.
Исаак Бабель был из тех людей, которым свойственно создавать о себе мифы. В своей автобиографической прозе он привел массу фактов из своей жизни, вступавших в явное противоречие с официальными свидетельствами.
Так, например, в «Автобиографии» он пишет о том, что привлекался к уголовной ответственности царскими властями, однако подтверждения этому в документах царской охранки не найдено. Образ бедного мальчика из еврейского гетто явно не согласуется с тем, что известно о Бабеле из других источников.
Детство писателя прошло отнюдь не в бедности. Отец его был крупным купцом, занимавшимся торговлей сельскохозяйственным оборудованием. Мальчик получил великолепное образование, владел несколькими языками (французским, английским, немецким, изучал иврит) даже первые свои рассказы, пятнадцатилетним, он написал на французском.
Рассказы «История моей голубятни» и «Первая любовь» посвящены теме еврейских погромов и автор выдает их за автобиографические, но это тоже часть мифологизации. Известно, что — в отличие от героев рассказов — семьи Бабеля погромы не коснулись. Личность писателя предстает перед нами как бы в двойном свете: с одной стороны, его собственные представления о себе, а с другой, свидетельства современников (как устные, так и письменные), вступающие в противоречие с утверждениями самого Бабеля.
До революции будущий литератор успевает получить коммерческое образование и даже защитить диссертацию на соискание ученой степени кандидата экономических наук. Но перспектива сидения за конторкой не прельщала пылкого юношу. И в 1915 году он уехал из Одессы в Петроград с фальшивым паспортом и без гроша в кармане. В столице ему удалось поступить сразу на четвертый курс юридического факультета Петроградского психоневрологического института, что дало возможность получить вид на жительство. Там же произошло его знакомство с Горьким, который поначалу поддерживал способного юношу и помог опубликовать два рассказа: «Илья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и «Мама, Римма и Алла». Однако последующие литературные опыты Горький не одобрил и, по словам самого писателя, отправил его «в люди».
В революционные годы Бабель сражался на румынском фронте, служил в Чека, в Наркомпроссе, в продовольственных экспедициях, затем — в Северной армии, в Первой конной. Потом работал в Одесском губкоме, был выпускающим редактором 7-ой советской типографии, репортером в Тифлисе и Одессе, в Госиздате Украины. Позднее в «Автобиографии» он будет утверждать, что тогда ничего не «сочинял», но это тоже миф. Доподлинно известно, что за эти годы им было написано несколько новелл: «Вдохновение», «Справедливость в скобках» и другие, в том числе и те, которые дали начало циклу «Одесских рассказов» — «Иисусов грех» и «Король». Центральными персонажами «Одесских рассказов» являются легендарные герои Молдаванки (одесской окраины) — Беня Крик, Фроим Грач, Любка Казак.
Еще одним большим циклом рассказов стал «Конармия». В ее основу лег жизненный опыт писателя, накопленный во время службы в Первой конной. В этих произведениях показана неприкрытая правда о войне — вся ее грязь и жестокость. Повествование в них ведется от лица корреспондента Лютова (под этим именем в Первой конной служил сам Бабель): он наблюдает страшные перипетии войны, восхищается храбростью, ужасается при виде беспощадного взаимоистребительного процесса. Рассказы разрушали привычный плакатный образ борца за справедливость. Сам С. М. Буденный, командир Первой конной, резко критиковал писателя. Он усмотрел в рассказах «клевету» на бойцов, свидетельство «дегенеративности» старой интеллигенции. Горький, вступаясь за Бабеля, напротив, высказал мнение, что писатель наоборот «украсил изнутри» казаков «лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев». «Конармия» была переведена на несколько иностранных языков, и вскоре писатель стал одним из самых популярных за рубежом советских авторов.
В 1930-е годы Бабель написал еще ряд рассказов, где попытался отразить реалии новой действительности. В рассказах «Конец богадельни» (1932) и «Фроим Грач» (1933) он описывает жестокую расправу чекистов над жителями старой Молдаванки. Подобные произведения, конечно же, не могли найти одобрения у властей. Несмотря на ходатайство Горького, рассказ «Фроим Грач» не был опубликован.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
Над «ненадежным» писателем постепенно сгущались тучи. Он был вынужден разрываться между Францией и Москвой из-за того, что за границей жила его семья, но это вызывало еще большее раздражение властей. В конце концов, несмотря на постоянные публичные заявления о поддержке Советской власти, в мае 1939 года Бабеля арестовали на даче в Переделкино по вымышленному обвинению.
При аресте у него изъяли несколько рукописей, которые едва не оказались навсегда утраченными.
Исаак Эммануилович Бабель надеялся пересидеть
Это был мудрый предусмотрительный человек. Последите за его действиями где-нибудь с года двадцать седьмого. Сразу увидите — понимает, что делает. Семью отправил за рубежи. Всех: маму, папу, сестру, жену, тещу. И остался один.
Очень мало писал. Почти не печатался. Старался не привлекать внимания. Старался засесть где-нибудь в деревне. На какой-нибудь неказистой должности вроде секретаря сельсовета. Забиться и забыться. Чтобы о нем забыли.
Он искал в этой жизни, куда втиснуться, куда спрятать свои бока, свою голову, свои очки. Как найти норку, откуда его не выкурить, а он бы всё видел и знал.
Женился на сибирячке, молодой инженерше, строительнице метро, награжденной за ударную работу.
На съездах выступал с прославлением власти.
Жил на авансы, которые не возвращал, за какое — то киноредакторство.
Но ходил к давней знакомой, супруге Ежова. Того самого, да! С «ежовыми рукавицами». Узнавал последние новости из первых рук. Зачем.
А почему не остался во Франции? Ведь владел французским, говорят, в совершенстве.
А для чего поступил в Первую Конную?
Мудрость не всегда сидит в бочке, как Диоген.
Она всегда мечтает укрыться и засесть там, поджавши ноги, на корточках. И сквозь круглую верхнюю дырку наблюдать ночное небо.
В силу всеобщего движения в это черное отверстие попадают всякий раз другие светила и звезды. И ежедневного, медленного, неотвратимого смещения достаточно мудрости для размышлений. Чтобы открыть великие законы.
Но мудреца прогоняют из бочки. И продают в рабство. Он становится золотарем, потому что не имеет другой профессии. Для себя лично мудрец не извлекает ничего.
Нет ничего бесполезнее мудрости
Вы согласитесь со мной, если не будете называть мудрецами всяких великих визирей и специалистов по рекламе. А люди и звезды живут по своим законам, которые не изменяются от того, сформулировать их или нет.
Мудрец открыт жизни. Это земляной червь, который жрет землю и пропускает ее сквозь себя. И выдавливает из организма. Мудрость слепа и упорна. Она ищет свою почву, чтобы проглотить, исполняя функцию природного обогащения. Потому что без земляного червя не растет хлеб. И земля становится бесплодной.
Это вечная и беспрерывная работа. И если прекратить ее сейчас, вы останетесь живы и сыты. И ваши дети живы и сыты. И даже, может быть, ваши внуки. Но за правнуков не поручусь. Не знаю, как выйдут они из положения. Напустят каких-нибудь электрических червяков. Да земля их не примет. Хотя хлеб, наверное, даст. Вкус хлеба изменится.
Не затыкайте мне рот. Мы дышим с вами одним воздухом. Но вы, простите, выдыхаете весь. А я оставляю кое-что для заднего прохода. Что, пахнет? Ну, отойдите, отвернитесь. Оставьте меня в моей бочке. А я уж как-нибудь сделаю свое дело по переработке воздуха.
И найду в себе силы вернуться к вам из безмятежной Франции.
Бабель сказал своему знакомому:
— Две вещи не удастся мне испытать в жизни: никогда я не буду рожать, и никогда не посадят меня в кутузку.
— Ой, Исаак Эммануилович, не зарекайтесь! По местному-то обычаю: от сумы да от тюрьмы.
— Э-э, — сказал Бабель, — с моими связями.
Он надеялся досидеть. И надеялся на свою память.
Его забрали на другой день.
15 мая 1939 Бабель был арестован на даче в Переделкино по обвинению в «антисоветской заговорщической террористической деятельности» и шпионаже. При аресте у него изъяли несколько рукописей, которые оказались навсегда утраченными (15 папок, 11 записных книжек, 7 блокнотов с записями). На допросах Бабеля подвергали жестоким пыткам.
Он был расстрелян как агент французской и австрийской разведок 27 января 1940 года. Как стало известно из архивов, в затылок И.Э. Бабелю стрелял комендант НКВД Блохин, возглавлявший это комендантское ведомство вплоть до смерти Сталина.
(Эдуард Шульман)
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ТАТЬЯНЫ ОСИПОВНЫ СТАХ
«В ту злополучную ночь на 13 мая я, засидевшись у Антонины Николаевны, опоздала на дачный поезд (жили мы за городом) и осталась у них ночевать. Легла я на диване в кабинете Бабеля, забыть эту комнату не могу. В ней стоял простой письменный стол, низкие полки с книгами, простой шкаф платяной и тумбочка у дивана. Ни картин, ни украшений, ничего, кроме шторы, которая была задернута, а окно приоткрыто.
На рассвете, чуть только начало светать, а, значит, это было 3-4 часа утра, меня разбудила какая-то возня. Я проснулась от электрического света. Двое мужчин в штатском стояли у письменного стола и возились с телефоном. Я спросонья ничего не разобрала и возмутилась про себя: вот, мол, дураки монтеры, ни свет ни заря приходят на рассвете чинить телефон. Повернулась на другой бок и задремала. Но сейчас же проснулась. Что-то толкнуло меня в сердце, тревога сжала сердце, безотчетная — я ведь ничего не подозревала. Я быстро оделась и вышла в коридор. Мне открылась такая картина. В первой комнате какие-то люди (их было четверо или пятеро, точно не помню), вернее, один это делал — стоял перед распахнутой дверцей шкафа и саблей выбрасывал содержимое полок прямо на пол. Оказалось, что они нашли саблю, старую и заржавевшую — память Гражданской войны, и, приписав в «опись улик» ее как «холодное оружие», орудовали ею. Выбросив все из шкафа, они перешли к кроватям. Тут проснулась Лида и села в кроватке, протирая глаза, ее взяла Эстер Григорьевна и отнесла в столовую. Меня позвали, я вошла в комнату, все еще ничего не понимая. Я так далека была от мысли, что это касается Бабеля. Я поняла, конечно, что это обыск, но подумала на Мокотинскую (муж ее был арестован гораздо раньше как троцкист). Мне стало ужасно жаль ее, и мысли мои были далеко от истины.
Меня стали допрашивать: кто, да что, да откуда.
Я ответила:
— Я друг этой семьи, это мои близкие друзья.
— Почему вы здесь ночуете?
— Я опоздала на поезд.
— Будете понятой.
Я наивно пыталась отбояриться, мотивируя, что работаю в военной редакции и опаздывать не могу. Один из них посмотрел на меня с насмешливым сожалением и дал мне понять, что мои разговоры, по меньшей мере, неуместны. Дал мне листок, в глазах у меня двоилось, и я после граф формальных прочитала, что будет со мною, если я разболтаю кому-нибудь эту «тайну». Заглядывая вперед, спешу сказать следующее: когда все было окончено, я не успела выйти из переулка Николо — Воробинского, как столкнулась с Гехтом, который сообщил мне горестно: знаете, Бабеля взяли.
Но возвращаюсь к событиям этого рассвета.
У меня был чемоданчик вместо сумки со всякой мелочью. Все это было тщательно перерыто и обнаружена записная книжка, в которой я с присущим мне легкомыслием не зачеркнула некоторые, довольно многочисленные фамилии друзей, пострадавших к тому времени. Кроме того, там было письмо от Леонида Первомайского, где он писал довольно подробно о своем житье-бытье. Книжечку и письмо забрали, хотя я и тут протестовала. Мне сказали: через 2 недели сможете зайти и получить свои вещи. Но я, каюсь, не пошла за ними.
Я ходила из комнаты в комнату, это было так страшно — описать это невозможно. Часы шли, а они все возились, обследуя каждый уголок. Антонина Николаевна держалась великолепно. Ни одним движением она не выдавала своего волнения, лицо ее было непроницаемо, только бледная была очень. Наконец эти люди перешли в кабинет. Надо сказать, что я пыталась спасти что-нибудь из ящика стола, но это было совершенно невозможно. Если я и оставалась одна, то на несколько минут. Я видела в столе аккуратные папки, но куда я их могла деть? Как я ни изощрялась, я ничего не могла придумать: хотела было выбросить в окно, но это было бы бессмысленно. Окно выходило на улицу, ничего бы не получилось. Стояла у подъезда машина. Единственное, что мне удалось, это надеть его синий пиджачок, как бы в виде жакета, что я и сделала.
Да, я не сказала: телефон они сразу же, войдя в дом, перерезали. Итак, когда эти деятели вошли в кабинет, они первым делом обчистили стол, вынули из стола абсолютно все и перешли к шкафу. Оттуда забрали еще какие-то папки и огромное количество писем — от Р. Роллана, от Пятакова, Рыкова, Горького, от тысячи людей, которых знал И. Э. Это был «достойный» улов! Они были счастливы, такие имена им и не снились. Как я поняла, ни одного письма И. Э. не уничтожил, он этого не понимал или не хотел понимать. Это тоже, вероятно, сыграло немаловажную роль. Связь! Связь! 3атем началось самое страшное: методически книга за книгой бралась с полки, вырывалась первая страница, обычно с надписью автора, и приобщалась к «делу». Книга же летела на пол, где уже образовалась здоровая куча из них. Когда они набрели на книгу Троцкого, где было написано: «Лучшему русскому писателю Ис. Эм. Бабелю», ликованию их не было предела. Когда из всех книг т.о. были вырваны страницы и полки опустели, они вытурили меня из комнаты, затворили окно, за которым беззаботно и звонко чирикали воробьи, и птичий гомон так не вязался с болью, камнем давившей на сердце, и запечатали комнату. Я тихонько повесила в спальной пиджак И. Э. и подписала как понятая опись, вернее, описание содеянного».
«Прошло несколько месяцев, и — это было уже зимой — А. Н. пошла на Лубянку на прием. Я ее сопровождала. Мы вошли в приемную, потом нас, вернее ее, вызвали в кабинет. Кто это был, я не знаю. Вероятно, следователь. Он сидел за столом и пригласил нас поближе.
— А вы кто? — спросил он меня.
— Это мои друзья, — отвечаю я.
— Тогда сидите вон там, — и указал мне на стул возле двери.
Он внимательно поглядел на А. Н.
— Так что вы хотите?
— Хочу узнать о судьбе Бабеля.
Он еще раз пристально посмотрел на нее и придвинул к себе картотеку. Долго он перелистывал карточки с этими двумя первыми буквами алфавита, наконец, рука его замерла. Нашел или сделал вид, что нашел, не знаю.
— Ваш муж преступник, — сказал он, — и опасный преступник. Забудьте его. Он не вернется никогда. Выходите замуж и стройте свою жизнь.
— А где он? Я хочу послать ему посылку.
— Он осужден на 10 лет без права переписки. Ему писать нельзя.
Я уже не помню, как мы распрощались с этим гражданином, как вышли на улицу. Слезы застилали мне глаза. Я шла, как с похорон.»
Опубликованы «сталинские расстрельные списки»
Общество Мемориал и архив президента РФ 5 марта представил компакт-диск «Сталинские расстрельные списки».
Мероприятие было приурочено 49-й годовщине со дня смерти Иосифа Сталина
На диске были опубликованы документы, которые на протяжении 60 лет хранились в тайне. Впервые о них упомянул первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев в 1956 году, на XX съезде компартии. Он сказал, что Сталин и близкие к нему люди не только идеологически обосновывали и планировали репрессивные операции, но и вершили правосудие, непосредственно подписывая расстрельные приговоры по спискам, подготовленным НКВД. Потом эти вердикты оформляла Военная коллегия Верховного суда СССР.
В опубликованных списках содержатся имена более 40 тыс. человек. Рассматривали и подписывали списки сам Сталин и наиболее приближенные к нему люди. Больше всего списков — 372 — подписал Вячеслав Молотов, на втором месте — Сталин. Его собственноручные резолюции за и подписи сохранились на 357 списках. Лазарь Каганович подписал 188 списков, Климент Ворошилов — 185, Андрей Жданов — 176, Анастас Микоян — восемь. В числе тех, кто подписывал списки, были и люди, сами впоследствии репрессированные, например, член Политбюро ЦК ВКП (б), заместитель председателя Совета народных комиссаров СССР Станислав Косиор, подписавший пять списков.
Сам Сталин подписал приговор писателю Исааку Бабелю и главе НКВД Николаю Ежову. В списках также значатся имена большевистских деятелей Георгия Ломова — Оппокова, Александра Шляпникова, идеолога сменовеховца Николая Устрялова, члена сталинского Политбюро Иосифа Пятницкого и других.
20 лет произведения опального писателя были недоступны читателям. Лишь в 1957 году произошло его возвращение в литературу: был издан сборник «Избранное» с предисловием И. Эренбурга, который назвал Исаака Бабеля одним из выдающихся писателей XX века, блестящим стилистом и мастером новеллы. Его безвременная гибель стала одной из самых больших потерь не только для отечественной, но и для мировой литературы.
ИСААК И АНТОНИНА
Совсем недавно подлинная дата смерти Бабеля не была известна. Даже уже в период горбачевской гласности в 1987 году изданный в Москве «Литературный энциклопедический словарь» датой смерти И.Бабеля называл 17 марта 1941 года.
Как выяснилось впоследствии, это была ложь, а установлению правды (в действительности Бабеля расстреляли 26 или 27 января 1940 года) предшествовали долгие «хождения по мукам» Антонины Николаевны Пирожковой, жены Исаака Эммануиловича, которая провела с ним семь последних лет его жизни: последних, но, по ее словам, счастливых.
Что выпало на долю этой женщины после ареста мужа, можно себе приблизительно представить: в течение более 15 лет после смерти Бабеля ее обманывало государство-монстр, утверждая, что Бабель жив, и не гнушалось при этом даже кощунственными инсценировками.
В восьмидесятые годы Антонина Николаевна эмигрировала в Америку и поселилась в Вашингтоне. Здесь она опубликовала воспоминания о своём муже «Семь лет с Исааком Бабелем». В книге впервые на русском языке публикуются многие, доселе неизвестные факты из жизни писателя.
Семейная жизнь И.Бабеля и А.Пирожковой (с 1932-го по 1939-й год) проходила в годы страшного сталинского террора. В течение десятилетий после ареста Бабеля она добивалась правды о его судьбе, а потом — реабилитации. Душевные раны, полученные ею на этом пути, сломили бы многих, но не Антонину Николаевну. «Моя жизнь с Бабелем была очень счастливой», — несмотря ни на что пишет она в своей книге.
АФОРИЗМЫ И ЦИТАТЫ БАБЕЛЯ
* Беня говорит мало, но он говорит смачно.
(«Как это делалось в Одессе», 1923)
* Выпивайте и закусывайте, пусть вас не волнует этих глупостей.
(«Король», 1923)
* Гвардия сдаётся, но не умирает.
* Еврей, отходивший всю свою жизнь голый, и босой, и замазанный, как ссыльный поселенец с острова Сахалина. И теперь, когда он, благодаря Бога, вошел в свои пожилые годы, надо сделать конец этой бессрочной каторге.
* Забудьте на время, что на носу у вас очки, а в душе осень.
(«Как это делалось в Одессе», 1923)
* Когда я начинал работать, писать рассказы, я, бывало, на две-три страницы нанижу в рассказе, сколько полагается слов, но не дам им достаточно воздуха. Я прочитывал слова вслух, старался, чтобы ритм был строго соблюдён, и вместе с тем так уплотнял свой рассказ, что нельзя было перевести дыхания.
* Никто в мире не чувствует новых вещей сильнее, чем дети. Дети содрогаются от этого запаха, как собака от заячьего следа, и испытывают безумие, которое потом, когда мы становимся взрослыми, называется вдохновением.
Видео:Открытый урок с Дмитрием Быковым. Урок 5. Бабель. Русская Библия.Скачать
Склонение и ударение в слове «Бабель»
1 ) Б а́ бель
— существительное, мужской род, одушевлённое, 2-е склонение
| ед.ч. | мн.ч. | |
| И. | Б а́ бель | Б а́ бели |
| Р. | Б а́ беля | Б а́ белей |
| Д. | Б а́ белю | Б а́ белям |
| В. неод. | — | — |
| В. одуш. | Б а́ беля | Б а́ белей |
| Т. | Б а́ белем | Б а́ белями |
| П. | Б а́ беле | Б а́ белях |
